Он доехал до самого края берега, здесь выскочил из кабины и, подперев палкой педаль газа, отскочил подальше от автозака.
КАМАЗ с пышным салютом брызг врезался в воду. Беспомощно вращая задние колеса, автозак медленно уходил под воду. Было в этой картине что-то печальное и удручающее.
Но Леониду было плевать.
В этот момент где-то совсем близко раздался шум автомобильных моторов и полицейских сирен. Леонид порывисто обернулся и грязно выругался. Вдалеке между деревьев замелькали полицейские сирены.
Полунин понял, что его засекли. Очевидно глазастые пилоты вертолёта увидели свежие следы от колес на земляной почве, перед лесом.
Теперь у него был только один выход: бежать. Бежать вперёд, через чащу леса, продираясь к свободе, к жизни, к сладостной возможности долгожданной мести.
МАРИАН МИРБАХ
22 марта, Воскресение. События сразу после диалога между Корф и Полуниным.
Телефон не отвечал. Слишком долго. Непозволительно долго для человека, который многим обязан ему, Мариану.
— Да? — наконец ответил знакомый басовитый раздраженный голос. — Чего тебе?
Мирбах стерпел неуважительный тон собеседника.
— Здравствуй. Родион, — немного елейным голосом произнес Мирбах. — Как жизнь? Как твои племяшки?
Родион Датский, помешкав, недружелюбно ответил:
— Всё в порядке.
— Жаль, я не могу сказать того же.
Шум досадного вздоха.
— И что опять у тебя случилось? — с претензией в голосе, спросил Датский.
— Ты знаешь, что, — рыкнул Мирбах, чуть потеряв контроль на чувствами. — Токмаков! Ты слышал?! Знаешь, что его дом захватили, какие-то малолетние упыри?!
— Ну и чего ты так нервничаешь? Токмакова жалко? Так купишь себе другого прокурора.
— Может мне, заодно, стоит задуматься о покупке другого полковника Следственного комитета? А? Датчанин?! — язвительно спросил Мирбах.