— А Егор? — решил уточнить я насчет второго нашего общего знакомого. Хотелось бы знать побольше о тех, кому я доверил раскрашивать свою фабрику. Хотя, конечно, мы и договорились, что сначала все эскизы отдадут на одобрение, но, может, не стоило вообще с ними связываться.

— Егор, — теперь она улыбалась по-доброму, как старшая сестра или мать, рассказывающая о своем сыне, — он среди нас самый талантливый и при этом самый недооцененный. У него богатые родители, которые не в восторге от его увлечения живописью. Считают, что это полная фигня, недостойное занятие для богатого наследника. К сожалению, Егор все время недоволен своими работами, он избыточно самокритичен.

— Избыточно самокритичен? Хорошо сказано, — я понимал, о чем она говорит. Многие родители губят детские таланты, но, тем не менее, Егор, вроде, не бросил рисовать.

— Да, так и есть. Он много своих работ соскоблил в порыве злости, — осуждающе произнесла она.

— Надо же, а мне Егор показался таким тихим и спокойным, даже немного флегматичным, — высказал я свое мнение, вспоминая нашу непродолжительную встречу.

— Да, во всем, что не касается живописи, он и вправду такой. Вообще, без него и я бы не смогла создать столько работ, и вообще толком состояться, как художник. Финансы бы не позволили. Егор снимает на свои деньги ангар для нашей компании художников, покупает нам всем краски, холсты, растворители. Все, что нужно для нормальной работы. Благодаря ему, у меня почти всегда всё есть для реализации своих задумок. Это очень важно! — с серьезным лицом рассказывала Ника.

— Звучит так, будто он хочет примазаться к талантам на свои деньги, — в ответ проворчал я, недовольный таким отношением к Егору. Не то чтобы уже ревную, но рассыпаться тут в благодарностях другому человеку и говорить о нем с придыханием, как о гении, когда рядом сижу такой замечательный я…

— Нет, — взвилась Ника, — это совсем не так! Просто он таким способом шифруется от родителей. Типа, вот, у меня есть друзья, мы с ними собираемся, помогаю им. А сам почти не рисую. Не надо его обижать! — Лицо Ники мгновенно запылало от возмущения.

— Да ладно, я не в обиду. Просто уточнил. Тем более, в принципе, понимаю его, — успокоил я художницу.

— Давай заедем на днях к нам в ангар, и ты посмотришь работы Егора. Он сейчас пишет в стиле «импрессионизм».

— У меня уже голова пухнет от этих умных слов, — улыбнулся я очень серьезной Нике, — извини, правда, не очень разбираюсь, но готов посмотреть, как вы там устроились.

— Хорошо, ты такой милый, когда ничего не понимаешь, так смешно на меня смотришь, а главное — делаешь такой важный вид, что сразу становится видно, как ты далек от живописи, — снова рассмеялась она, вогнав меня в краску, — у меня к тебе большая просьба, — взяв меня за руку, Ника заглянула мне в глаза, — ты только не сердись, если не сможешь — так и скажи.

— Да ладно тебе, чего ты хочешь? — Она обошла стол и села мне на колени.

— Я уговорю Егора показать тебе свои картины. Ты можешь ему пообещать денег за них или выкупить? Они, правда, очень хорошие, их надо спасти, он все новые картины пишет на старых холстах, уничтожая предыдущие работы, — увидев на моем лице непонимание, она зачастила:

— Уверена, через несколько лет они будут стоить кучу денег. Просто ему нужно пусть небольшое, но доказательство, что он не зря занимается живописью. А если ты хоть одну работу купишь, может, он поверит в себя?

— Надеюсь, не это была главная причина, по которой ты пригласила меня к себе в гости, — я с подозрением посмотрел на девушку.

— Как ты мог такое подумать! — Она начала стучать по мое груди кулаками. — Да ты! Ноги твоей больше не будет в моем доме, гад! Я к нему со всей душой, а он! — захлебываясь в негодовании, продолжала кричать Ника.

— Да шучу я, — рассмеявшись, я сгреб девушку в объятия и поцеловал, — просто у тебя такое лицо было серьезное и важное, что я не мог не отомстить!

— Ах ты! А я почти поверила! — Она прижалась ко мне. — Ну, ты обманщик, — нежно проворковала девушка, а потом хитро взглянула на меня, — купишь за это тогда не одну картину, а три!

— Договорились, шантажистка!