Борис присел рядом на корточки, осмотрел повязку, погладил пса по голове и ещё раз сказал:
— Всё хорошо будет, Джек. Лежать нужно, обязательно лежать.
И тот, точно понимая, вытянул шею, положил голову на передние лапы и, слегка постукивая хвостом, внимательно смотрел на Бориса.
Игнатьич, видевший всю эту сцену, восхищённо отозвался:
— Первый раз вижу такого умного пса! Он теперь от вас никуда не пойдёт.
— Ладно, ладно, молчи, а то выгонят нас, — заметил Борис. — Дай-ка мне чайку горяченького, — и он прошёл в свою комнату.
А время шло. Вскоре Джек уже бегал по территории батальона, хотя пока ещё на трёх лапах.
В один из приездов Лурье в батальон, Борис попросил его сказать Перову, что собака принадлежит ему, то есть начальнику политотдела, но что он просит пока подержать её в медсанбате до полного выздоровления. Тот охотно согласился на этот небольшой обман, и с тех пор пребывание пса в батальоне стало узаконенным. Получив от самого начальника политотдела дивизии просьбу позаботиться о его питомце, Перов был готов, кажется, отдать ему свой собственный паёк. Теперь он не только не препятствовал своему ординарцу ухаживать за больной собакой, но даже и поощрял его.
После того, как Джек поднялся на ноги, он не отходил от Алёшкина. Когда Борис был в операционной, то пёс, которого, естественно, туда не пускали, и который скоро сам понял, что туда ему входить нельзя (а слово «нельзя» он понимал отлично), лежал у входа, терпеливо ждал своего спасителя и друга. Борису эта дружба с Джеком принесла много радости. Он, видимо, не мог обходиться без чьей-либо дружбы, и не имея в тот момент близкого друга среди людей, нашёл его в собаке. Со своей стороны, и Джек полюбил Бориса и был ему предан так, как только может быть предана собака человеку.
Следует заметить, что с появлением в батальоне Подгурского, значительно изменился характер политработы среди личного состава. Если предыдущие политработники встречались с медсанбатовцами только на официальных собраниях, то Николай Иванович целыми днями находился среди народа. То он беседовал с шофёрами, то с медсёстрами, то с санитарами, то читал газету выздоравливающим и объяснял многие непонятные места, то беседовал с каким-нибудь тяжелораненым в госпитальной палате. Как правило, свои вечера он посвящал разговорам на политические темы с врачами — прежде всего с теми, с которыми жил вместе. Начальник политотдела дивизии тоже при своих посещениях обязательно проводил какую-нибудь беседу с группой медсанбатовцев.
Немного позже, наверно, месяца через полтора, когда Джек был практически здоров, а Лурье стал почти ежедневным гостем в медсанбате, как-то тихим вечером на крыльце барака, в котором жил командный состав, вокруг начальника политотдела дивизии собралось десятка полтора медсанбатовцев, в их числе были Алёшкин, Сангородский, Прокофьева, медицинские сёстры — Шуйская, Соколова, Наумова, Игнатьич и ещё несколько дружинниц и санитаров, и Лурье рассказал историю Джека. Она запомнилась всем, но особенно Борису. Пользуясь его воспоминаниями, мы и приводим этот рассказ дословно.
Джек попал в армию маленьким щенком и ещё до войны прошёл длительную школу обучения. Перед войной придавали большое значение так называемым дрессированным санитарным собакам. Отбирали породистых крупных псов— сенбернаров, волкодавов, немецких и русских овчарок. Джек стал одним из них.
Он оказался способным учеником и, как говорил его проводник, служил с честью, пока не был ранен. Служба Джека, как и всех санитарных собак, заключалась в следующем. На спину ему надевался особый пояс с двумя большими карманами, в одном из них находился перевязочный материал, йод и другие лекарства, в другом — сухари, шоколад, водка и фляга с каким-нибудь питьём, иногда кусок копчёной колбасы. Собака, ведомая проводником, вместе с группой санитаров, обычно в сумерках или на рассвете выходила на поле боя. Санитары осматривали воронки, кусты и разные ложбинки, где могли притаиться невынесенные во время боя раненые.
Проводник спускал с поводка собаку, и она помогала в этих поисках. Иногда пёс отбегал от сопровождавших его санитаров довольно далеко и, находя раненого, ложился рядом с ним. Боец, если был в состоянии, мог взять из принесённого то, что было ему нужно, а затем пёс возвращался к своему проводнику и приводил его к раненому. Джек таким образом разыскал и спас более 30 человек.
— Однажды, — продолжал свой рассказ начальник политотдела, — когда санитары и проводник с Джеком возвращались, их заметил немецкий пулемётчик. Огнём пулемёта был ранен пёс и убит его проводник. Санитары и раненый, которого они несли, остались целы. Естественно, что, как только открылся огонь, все они легли на землю, к ним подполз и скулящий Джек. Когда огонь стих, и санитары вновь взяли носилки с раненым, тот настоял, чтобы Джека взяли тоже. Так их и принесли в полковой медпункт на одних носилках. Там раненый, а он был младшим политруком, умер, но перед смертью потребовал, чтобы Джека вылечили. Старший врач полка доложил об этом комиссару полка, а тот сообщил в политотдел дивизии. Я разыскал Джека в ветлазарете и после того, как они отказались его лечить, позвонил сюда, а остальное вы знаете, — закончил свой рассказ Лурье.
В течение первой половины марта в жизни Бориса произошло два события. Если к одному из них он уже довольно долго (для военного времени) готовился, то другое явилось совершенно неожиданным. Первое заключалось в том, что 5 марта 1942 года на собрании партячейки медсанбата Бориса приняли в кандидаты ВКП(б). Пришлось ему снова рассказать свою историю об исключении из партии в 1933 году, признаться в своей слабости и ложной гордости, не позволившей ему своевременно добиться отмены этого решения и восстановления в партии. Пришлось выслушать и досадные упрёки за это своё поведение, но в то же время и много похвал за самоотверженную и честную работу во время первого полугодия войны. Рекомендовали Алёшкина начштаба Скуратов, интендант Прохоров и новый начальник медснабжения медсанбата Стрельцов. На собрании выступил и комиссар дивизии Марченко, который в это время находился в батальоне. Он тоже отозвался об Алёшкине положительно и внёс предложение о его приёме в кандидаты ВКП(б).
Комиссар Марченко оказался в батальоне вот почему. До войны он служил на одной из погранзастав Средней Азии, там заразился амёбной дизентерией и очень долго болел. С тех пор при нарушении режима питания у него часто начиналось обострение хронического заболевания кишечника. Побыв, хоть и очень короткое время, внутри блокадного кольца в Ленинграде, он волей-неволей должен был питаться тем и так, как питались все командиры, находившиеся в блокаде. Для его подорванного организма, вернее, органов пищеварения, такой «эксперимент» бесследно пройти не мог. После переезда на новое место дислокации дивизии комиссар свалился. Армейские медики хотели его эвакуировать в какой-нибудь из фронтовых госпиталей, но он категорически отказался и потребовал, чтобы его лечили в медсанбате дивизии. Профессор Берлинг, армейский терапевт, знакомый с Прокофьевой, решил, что ей можно доверить лечение такого больного, и разрешил оставить Марченко в батальоне.
Ещё в начале февраля одна из комнат барака № 2, расположенная рядом со штабом, была переоборудована под палату для лечения раненых из числа высшего командного состава. Она пустовала, таких раненых долго не было. В конце февраля в неё и поместили тяжело заболевшего комиссара дивизии полкового комиссара Марченко.
Борис помнил его энергичным, цветущим, упитанным человеком, а сейчас, спустя каких-то два месяца, что они не виделись, он совершенно изменился. Это был худой, с бледно-серым лицом, запавшими глазами и обострившимся носом, действительно тяжело больной человек. Он с трудом вышел из машины и немедленно лёг в приготовленную для него постель. Как потом выяснилось, Марченко заболел вскоре после прибытия на Ленинградский фронт, но тщательно скрывал свою болезнь. Только тогда, когда на одном из совещаний его состояние заметил член Военного совета армии, генерал-майор Танчеров, приказавший ему немедленно обратиться к врачам, он начал лечиться.
Зинаиде Николаевне предстояла трудная работа. Помня Марченко по его первому посещению медсанбата, все считали, что лечить такого пациента будет нелегко. Однако, прогнозы не оправдались. Он оказался на редкость послушным, терпеливым и дисциплинированным больным. И даже при тех ограниченных возможностях лечения, которыми располагала Прокофьева, диетическое питание и уход привели к тому, что дело у него быстро пошло на поправку.