Мое сердце замирает на мгновение. Холод в моем теле тает, затем превращается в кипение.
Это была не та цитата, которую я ей сказал. Я знаю это. Она тоже это знает.
Она пытается мне что-то сказать.
Но мне нужно больше информации, чтобы понять, что это такое. Мне нужно задать ей еще несколько вопросов.
— Куда ты пойдешь? — спрашиваю я.
— Сначала повидаюсь с Нат. После этого вернусь домой, в Тахо. — В ее глазах мелькает смешинка, но лицо остается бесстрастным. — Мне пора остепениться с настоящим парнем, а не с одним из вас, мафиози. Кем-нибудь немного более скучным.
Парень? Скучно? Она ненавидит оба эти слова. Что, черт возьми, происходит?
Она видит мое замешательство. Небрежным движением она обхватывает свое правое запястье большим и указательным пальцами левой руки. Остальные три пальца она растопыривает веером.
Я сразу узнаю этот знак. Это тактический сигнал, который военнослужащие используют для безмолвного общения друг с другом.
Она делает знак врагу.
Когда я смотрю в ее глаза, встречаясь с ней взглядом, она дергает себя за мочку левого уха.
Я собрал все воедино: враг подслушивает.
Потом я вспоминаю, как Грейсон рассказывал мне, что заместитель директора был впечатлен ею, и все становится на свои места.
Этот чертов сукин сын пытался заставить мою женщину отвернуться от меня.
Но он не знает моего льва так, как я. Он не знает, как сильно она ненавидит, когда ей указывают, что делать. Насколько она сильна или бесстрашна. Как невозможно заставить ее подчиниться чьей-то воле.
Она склоняется только по своей воле. Даже тогда она все еще держит меч.
Адреналин разливается по моим венам. Моя умная, смышленая девочка. Мне хочется громко рассмеяться, но это желание пересиливает ярость, которую я испытываю, когда думаю о том, что я собираюсь сделать с этим сукиным сыном.
Только я должен быть осторожен. Я должен был предположить, что у него повсюду есть уши. Может быть, и глаза тоже. Киран провел полную проверку безопасности перед тем, как мы переехали, но я не знаю, делал ли он это каждый день, как следовало бы. За последние несколько дней я был не совсем на высоте своей игры.
Единственное, о чем я мог думать, была Слоан.
Подыгрывая, я торжественно говорю: