Вадим слабо кивает, а затем тихо говорит:
- Прости, я тоже.
Элла не понимает, что происходит, когда он резко вскидывает руку. На мгновение на ее лице отображается какое-то детское удивление, а затем она падает на землю.
Смертельное заклинание срабатывает моментально.
Ужас сдавливает горло настолько сильно, что я начинаю задыхаться. Тону в черном тумане, а сверху, придавливая меня, сыплются все новые и новые эмоции Вадима.
Боль. Горечь. Непонимание. Страх.
Мне хочется сделать вдох, но я теряюсь во времени и пространстве, не понимая, где реальность, а где нет. Меня вышвыривает из воспоминаний назад в салон автомобиля, но я словно не чувствую своего тела. Часто моргаю, понимая, что из глаз текут слезы, а эмоции бьют через край. Их невыносимо терпеть, они повсюду.
А ровный голос Вадима лишь усугубляет ситуацию:
- Иногда приходится чем-то жертвовать.
Мы возвращались домой молча, что, наверное, неудивительно в сложившейся ситуации. В моей голове крутилось столько мыслей, что сложно было их сформулировать и выдать какую-либо внятную реакцию. Ещё и бившие ключом эмоции не давали рассуждать здраво.
Несколько раз я пыталась хоть как-то прокомментировать воспоминания Вадима, даже открывала рот, но спустя пару мгновений закрывала его, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.
Считала ли я, что он подменил воспоминания? Что он был со мной неискренен?
Нет. Ни на секунду подобные мысли не промелькнули в моей голове.
Я верила ему. Полностью и бесповоротно.
Я всем сердцем презирала Александрину и ровно также уважала Вадима. Но несмотря на это, не могла выдавить из себя ни звука. Какой-то ступор, паралич, полная неразбериха в голове и никаких сил на то, чтобы мыслить здраво.
Просто иногда наступают такие моменты, когда молчание – это максимальная реакция, на которую способен человек.
Оказавшись дома у колдуна, я, по-прежнему не произнеся ни слова, поднялась в комнату. Я не была уверена в том, что Вадим понимал и одобрял подобное мое поведение, но на большее я была не способна. Просто закрыла за собой дверь и, не раздеваясь, рухнула на кровать.
Я не собиралась плакать, но отчего-то заплакала. Мои слезы не были слезами жалости. Ни по отношению к Вадиму, ни по отношению к себе. Я просто плакала. Отчасти из-за того, что в этом мире вообще нельзя говорить о справедливости, отчасти из-за того, что невозможно повернуть время вспять, исправить прошлое, пусть даже чужое.
Но по большей части все же из-за того, что накопившимся эмоциям просто необходим был выход. Они мешали мне думать, принимать решения.
Я не знаю, сколько времени я провела, уткнувшись лицом в подушку. Просто в один момент слезы кончились, и я смогла поднять голову.