– Где вы были вчера? – спросил он опять таким тоном, будто они просто пьют вместе кофе.
Эрик Флудин ударил по бесполезному кофейному автомату. Он сильно нервничал. Допрос пришлось прервать, когда Седер потребовал адвоката. Сам он, естественно, никого предложить не мог, поэтому теперь они ждали, пока до Турсбю доберется общественный защитник. Уехавшая в родительский дом Седера Фредрика только что позвонила и сказала, что пока ни одна из находок не позволяет привязать Седера к преступлению в нескольких километрах от дома. Зато один из криминалистов обнаружил в сарае на окраине его владений шкуру волка. Недавно убитого, поскольку шкура была обработана и натянута на просушке. Фредрика сухо констатировала, что они, наверное, смогут привлечь Седера к судебной ответственности за еще одно нарушение правил охоты, если им не удастся найти что-нибудь другое, после чего она положила трубку. Да еще и кофе нет.
Они не сдвинулись с места. У них есть угроза со стороны Седера и только. Если им не удастся к чему-нибудь его привязать, то придется, в принципе, начинать все по новой. Для Эрика это было первое крупное расследование после назначения. Потерпеть неудачу нельзя, а время идет. Убийца имеет уже около полутора суток преимущества, самые важные двадцать четыре часа миновали с лихвой.
Вероятно, им потребуется помощь.
Ему требуется помощь.
Он мало к кому мог обратиться. Ханса Уландера, начальника полиции Карлстада, он отбросил сразу. Уландер открыто поддерживал конкурента Эрика, Пера Карлссона, когда оба претендовали на должность комиссара уголовной полиции с расширенными полномочиями.
Когда вопрос с назначением решился, первыми словами Уландера, обращенными к Эрику, были: «Посмотрим, что из этого получится». Просить его о помощи всего два месяца спустя нельзя. Кроме того, Уландер в телефонном разговоре уже намекнул на то, что с удовольствием возьмет расследование себе, поскольку сложность требует, как он выразился, «старшинства». Ответственность за расследование осталась за Эриком только благодаря тому, что Анна Бредхольм, начальница полицейского управления лена, ему доверяла – во всяком случае, на тот момент. Но Анна была близкой подругой Пийи, и звонить ей с просьбой о помощи он не хотел. Получилось бы, что он делает карьеру, используя контакты жены. Подобные недоброжелательные слухи уже ходили, и ему никоим образом не хотелось их раздувать. Нет, ему требовался кто-то, никак не замешанный в политических играх Вермланда.
«Не справляться со всем самому вовсе не стыдно», – частенько говорила ему мать. Это, естественно, правда, но какое он создаст о себе впечатление, если при первом же крупном расследовании уже на вторые сутки пригласит кого-нибудь извне? Чтобы догадаться, что подумает Уландер, не требуется быть гением, но вот остальные… Он подорвет собственный авторитет, усложнит себе жизнь. Будет выглядеть слабым.
«Все едино», – подумал он. Если убийства Карлстенов останутся нераскрытыми, он будет выглядеть некомпетентным. Это еще хуже.
Он внутренним зрением увидел маленького мальчика, застреленного в гардеробе.
Пора вызывать на помощь самых лучших.
Ему никогда не бывало трудно смотреть на нее.
Напротив, он обычно любил скользить взглядом по ее губам, носу и щекам, чтобы в итоге остановиться на глазах. Иногда он потихоньку наблюдал за ней в офисе. В том, чтобы стоять и смотреть на нее, когда она этого не осознает, таилось нечто особенное. Чаще всего она, разумеется, чувствовала, что за ней наблюдают, и тогда он поспешно отводил взгляд и пытался изобразить непринужденный вид, но когда он потом смотрел в ее сторону, то замечал, что она улыбается.
Правда, в последнее время перед несчастьем он, к сожалению, ловил в основном ее озадаченный взгляд.
Вот такое развитие претерпели их отношения. В неправильную сторону. Как это получилось, он не знал.
Она собиралась разводиться с Микке, и Торкель надеялся сменить статус любовника на роль спутника жизни. Но этого не случилось. Отнюдь. Они виделись все реже. Она его избегала. Он скучал по ней.
Ему было трудно смириться с тем, что она видела в нем только любовника. Однако теперь он оказался перед еще более трудным испытанием, чем разочарование: ему предпочли другого.
Он больше не мог смотреть на ее лицо.
Вот как сейчас, когда она лежит на диване в гостиной, покрытая шерстяным одеялом в красную крапинку. Как он ни пытается, он видит только белую повязку, закрывающую ее правый глаз и затмевающую любимое лицо. Он знает, что надо встретиться с ней взглядом, но почему-то не может себя заставить. Выпущенная из пистолета пуля разорвала на части ее правое глазное яблоко и зрительный нерв, но, к счастью, прошла настолько косо, что вышла через висок, по словам врачей, не нанеся слишком большой травмы. Однако правый глаз оказался утерян навсегда.
Он встал, чтобы ненадолго отвлечься от повязки. Направился в сторону кухни.