Я прокручиваю в голове разные моменты с Кэссиди:

«Я доверяю тебе», — сказала я ему в первый день, когда была полностью в сознании у него дома. «Ты, вероятно, не должна», — мрачно ответил он.

И в самом начале, он бесконечно заверял меня, что не причинит мне вреда — это была почти мантра. В какой-то момент он даже сказал: «Мне просто нравится жить здесь, вот и всё… Я не причиню тебе вреда, Бринн. Я не какой-нибудь псих. Во всяком случае, пока. Я обещаю». Это любопытное «пока» теперь имеет для меня новое значение.

«У некоторых историй действительно плохие концовки», — сказал он, когда я спросила, есть ли у него история, чтобы рассказать мне. Он имел в виду свою историю. История о нём и его родителях.

И то, как он всегда говорил, что хотел бы, чтобы всё было по-другому, теперь тоже обретает смысл.

Он не стал бы заниматься со мной сексом без презерватива. Он был непреклонен в этом, и когда я спросила, почему, он прямо сказал: «Я не сделаю тебя беременной».

И во время нашей ужасной гневной ссоры на кухне, он практически кричал: «Мы не можем быть вместе. Я не могу любить тебя! Я не могу быть ни с кем!».

Даже причина, по которой он, наконец, вышел из себя, крича на меня и поднимая свой трясущийся кулак между нами… Я говорила о детях. Вот что заставило его сорваться.

О, Боже мой.

Всё это связано, осознаю я в поразительной вспышке ясности: книги ДНК, его обещания, не причинять мне вреда, желание, чтобы всё было по-другому, не рисковать оплодотворить меня, убеждение, что он не может быть ни с кем, и жестокая и яростная паника при мысли о том, чтобы иметь детей.

— О, Кэсс, — бормочу я, когда мои усталые глаза затуманиваются от слёз. — Кто сказал тебе, что ты должен оставаться нелюбимым? Кто заставил тебя поверить, что ты сделаешь тот же выбор, что и твой отец? И кто сказал тебе, что твои дети тоже будут отравлены?

Ответ? Кто-то, травмированный истинной натурой мужа или зятя, взял на себя задачу ввести этот яд в сознание Кэссиди, заставить его поверить, что сын серийного убийцы не имеет право на счастье и едва ли имеет право на жизнь.

Абсолютная, суровая, жестокая несправедливость этого заставляет моё сердце неровно биться.

— Кэсс, — всхлипываю я, понимая, почему он боролся со своими чувствами ко мне, зная, почему он оттолкнул меня. Я думаю — Боже мой, это так грустно, что я не могу удержаться от слёз, — но я полагаю, что он сделал это, чтобы защитить меня. От себя. Единственный человек, который я знаю, в глубине души, никогда бы не причинил мне вреда.

«Ты спросила, люблю ли я тебя, и ответ — да. Так сильно, что должен отпустить тебя… тебе будет лучше без меня, обещаю. Ради нас обоих, пожалуйста, не ищи меня».

Я вытираю слёзы, поднимаю подбородок и наклоняюсь вперёд, чтобы осушить ванну.

Кроме того, теперь я знаю о моём Кэссиди то, чего он даже не знает.

Во-первых, мне без него не лучше.

А во-вторых, я, чёрт возьми, начну его искать, как только выясню, кто он на самом деле.