Он не разбудил.

Потому что он не вернулся домой.

Миллион раз, я возвращалась к той ночи, к простым, ничтожным решениям, которые положили начало цепочке событий в моей жизни, ведущей к сегодняшнему дню. Я думаю о Джеме, который проверяет свой телефон, задаваясь вопросом, почему я опоздала. Я представляю, как он получает моё сообщение и морщится в разочаровании. Я мысленно вижу его, размышляющего, покинуть ли клуб и вернуться ко мне домой или остаться.

Он решил остаться.

Двадцать минут спустя он был мёртв.

Стрелок оставил записку, в которой сообщал, что он не любил музыку «Steeple 10». Он ненавидел саму идею нахождения всех этих людей в клубе по одной и той же причине: у них было нечто общее, что им всем нравится. Он не наслаждался ничем и ни с кем и завидовал их общему счастью, их общему одобрению шумной поп-группы. Поэтому он открыл огонь по трём сотням людей, заполнивших клуб, убив тридцать одного из них. Среди них был мой жених, Джем.

Иногда в своих снах я возвращаюсь в эту дождливую ночь, в машину, и двигатель заводится. Я еду в клуб. Паркуюсь снаружи. Вижу, как Деррик Фрост Уильямс выходит из своей «Тойоты Короллы» 2011 года. Его чёрный плащ слишком тяжёлый и слишком тёплый для не по сезону влажной августовской ночи в Сан-Франциско. В некоторых версиях моего сна я представляю себя, перехватывающую его, разговаривающую с ним, поддерживающую его и ненароком дающую ему знать, что он не одинок. В других, я вбегаю в клуб, отчаянно оглядываясь на ярко-розовые и сине-фиолетовые огни, ища белокурые, стоящие торчком волосы Джема в толпе. Я представляю, как бегу к своему любимому и говорю ему лечь со мной на пол, поскольку те, кто быстро упал на пол, в основном, выжили. Я представляю, как мы прижимаемся друг к другу на грязно, скользком от пива полу, когда пули обрушиваются на нас, и испуганные зрители медленно осознают, что происходит. Они беспорядочно мечутся в поисках укрытия, скользя в лужах крови, отчаянно пытаясь увернуться от непрекращающихся выстрелов Уильямса. Но, в основном, в девяти из десяти снов, я опаздываю. Я вижу себя в замедленном режиме, бегущую от машины к клубу, распахивающую дверь точно в срок, чтобы увидеть, как Уильямс поворачивает дуло пистолета на себя, нажимает на курок и падает назад.

Я стою там: застывшая, одинокая, парализованная фигура, неспособная никому помочь. Слишком поздно, чтобы спасти Джема, который, вероятно, мгновенно умер от точного выстрела в грудь — в его сильное, прекрасное, разрывающееся от любви ко мне сердце.

Когда я просыпаюсь, подушка пропитана слезами, и я тянусь к Джему, надеясь, что сон, который у меня был, каким-то образом окажется просто ужасным кошмаром, а не правдой, не действительностью, странной и всё ещё непостижимой частью моей жизни. Но сторона кровати Джема теперь всегда пуста, уже о почти два года.

Остальной мир отошёл от стрельбы на «Steeple 10», ещё больше привыкая к новостям о подобных событиях, без сочувствия к безымянным незнакомцам, которые умирают подобным образом.

Но я не могу двигаться дальше.

Той ночью в толпе у меня был кто-то, у кого было имя и кто был нежно любим. Те из нас, кто выжил, — ходячие раненные. Или ходячие мертвецы.

И некоторые из нас, даже если мы не заходили в тот клуб в ту ночь, всё ещё каким-то образом там, стоящие перед брызгами ярости Уильямса с нашими потерянными близкими и бесполезно желающие, чтобы всё обернулось по-другому.