Страна, которая не готова к обороне, до Великой Отечественной может просто не дожить.

Стоит соседям почувствовать слабину — и начнется вторжение. Для нападения не нужно будет даже придумывать повод, вроде «химического оружия» или «не полного соответствия политики страны идеалам демократии». Достаточно будет сказать своим гражданам, что подлые большевики хотят завоевать их земли, и заставить всех работать на каторгах, носить одинаковую одежду, а женщин сделать общей собственностью. Объявите это и ваши граждане сами потребуют начать войну против Советской России.

Свою долю захотят урвать ВСЕ. Список народов, которые могут придти на наши земли, узнав о слабости, огромен. Поляки, немцы, финны, французы, румыны, греки, англичане, австрийцы, американцы, испанцы, японцы, турки, итальянцы, китайцы… Или вы думаете, никто из них не напал бы?

Страна будет разделена, как огромный пирог. То, что не присоединиться к другому государству, превратиться в колонию.

А если суметь проскользнуть без войны до сорок первого…

Придет Гитлер.

Концлагеря, расстрелы, виселицы… Для выживших — гетто, в лучшем случае — место неграмотного свинопаса или грузчика. Под властью фашистов жить совсем не так весело, как думают современные нацики, которых в рейхе мигом отнесли бы к «неполноценной расе».

Так что думай, Сергей, думай… Решай, что говорить. И помни о цене своих слов.

— Товарищ Сталин готов вас принять, — молодой секретарь, ровесник Сергея, с круглым несимпатичным лицом, — пройдемте.

Они прошли в соседнюю комнату, где находились два человека — типичный еврей, с черными волосами и крупным характерным носом и второй, которого Сергей рассмотреть не успел.

Секретарь открыл перед Сергеем вторую дверь.

— Проходите.

Вышинский шагнул внутрь кабинета. Дверь мягко захлопнулась.

Небольшое помещение. После кабинета Дзержинского Сергей и не ожидал увидеть комнату величиной с футбольной поле, но въевшийся стереотип кричал, что у более-менее крупного начальника кабинет должен быть как можно больше.

За письменным столом сидел и быстро что-то писал… ОН.

Сталин.

Грузин, лет сорока, слегка рыжеватые волосы, крупный нос, лицо, покрытое оспинами, шеточка знаменитых усов… А вот трубки нигде не видно.

— Здравствуйте, товарищ Вышинский, — акцент чувствовался, но совсем не такой сильный, как в пародиях на Сталина, — Присаживайтесь. Вы, как я понимаю, тот самый «несумасшедший», по которого мне рассказывал товарищ Дзержинский?

А глаза вовсе не желтые. Обычные, светло-карие…

Сергей продолжал торчать у двери.