Следующим утром Ладомолиусы принарядились как следует: отец надел свой парадный мундир со всеми медалями и орденами, мама и Сарния в шикарных туниках и драгоценностях. Один я в простом мундире безопасника — не время было, чтобы по портным бегать.

Скептически оглядев меня с ног до головы, Литария произнесла:

— Мда… Символом богатства и знатности рода тебя сложно назвать, Ликк! Но… Так даже лучше! Скромный герой, всегда стоящий на страже Родины! Уже не Гратилийский вор, а «карающий меч» Свободного Вертунга, готовый в любой момент вступить в бой! Отличный контраст с нашими одеяниями!

— Так, может, и мне надеть походный мундир? — поинтересовался отец.

— Нет, дорогой! Хватит в семье и одного «бессребренника»! Мера важна во всём.

По приезде во дворец у входа нас встречает почётный эскорт. Ого! Сдаётся мне, что раз такая милость, то сегодня «канганские плюшки» при всём придворном народе раздавать будут! Ведут по коридору, заставляя всех расступаться перед нами и провожать с лёгкой завистью.

Неожиданно процессия останавливается — впереди стоит эканганда Ирисия. Матерь божья! Краше в гроб кладут! От той, пышущей здоровьем прекрасной обольстительницы, которую я в последний раз видел во время её попытки отомстить, ничего не осталось: худющая, как щепка, потерянная вся, даже яркие бирюзовые глаза потускнели.

— Уважаемые Ладомолиусы, — тихо говорит Ирисия. — До начала официальных мероприятий ещё есть время, и я прошу разрешения поговорить с Ликкартом наедине. Это важно…

— Надеюсь, без очередного похищения моего сына? — серьёзно спрашивает Литария, даже не пытаясь придать своим словам шутливый тон.

— Обещаю, ридганда, — кивает девушка.

И вот мы в её комнате. Стоим, глядя друг на друга, не решаясь начать тяжёлый разговор.

— Ты так изменился… — первой начинает Ирисия. — Лицо обветренное, как у моряка, и непривычно видеть тебя без той роскошной шевелюры.

— Да отрастёт, — отвечаю ей, проводя рукой по ёжику волос.

— Отрастёт, — грустно улыбается она. — Я виновата перед тобой…

— Эканганда, я же написал, что не собираюсь мстить и прочее.

— Дослушай! — Ирисия с мольбой посмотрела в мои глаза. — Когда ты тогда так жестоко предал меня, я не находила себе покоя, ища способы, как отплатить тебе за подобное! Разлюбив, возненавидела! А потом ты вышел из тюрьмы, и я чуть с ума не сошла, понимая, что, продолжая ненавидеть, снова влюбляюсь! Гнала от себя это, но становилось только хуже — ненависть перекрывала всё! Даже здравый смысл! Ты спасал меня и страну, а я лишь лелеяла планы мести! Если бы была чуть умнее и доверилась, то, может, и не случилось всего этого кошмара! Может, всё пошло бы по-другому! Кровь всех убитых на моей совести! Их кровь и твоё разочарование во мне!

— Вполне вероятно, что могло быть и хуже, — прервал я её. — Никто не знает, как стали бы действовать Тени, разрабатывая новый план. Во всём виноваты лишь бесцветные, но не мы.

— Дослушай, Ликк… Пожалуйста… Я очень долго готовилась к этому разговору… Понимание, что всё не то, что мне казалось, стало приходить после моей попытки опозорить тебя перед Гратилией. Мерзостно на душе и от содеянного, и от взглядов близких людей, для которых теперь стала, если и не куском дерьма, но измазана им, точно. Месть… Она должна была быть, но не такая или не тому. Папа ещё старался поверить и прощал — он очень меня любит. Дядюшка Жанир, как мудрый присмер, видел больше других. Но только они… Пыталась достучаться, докричаться до сердец, что раскаиваюсь и всё поняла, но меня не слышат. Да и как услышать, если сама себе противна! Даже в зеркало боюсь смотреть, чтобы не увидеть мерзкое лицо! Собственное! А ты… Ты был далеко, опозоренный и преданный теперь уже мной, но рисковавший жизнью за страну и даже за меня, недостойную дочь Звейнициллов.

— Знакомо, — вздохнул я. — Тоже долго к своему отражению привыкал. Но…

— Тогда ты понимаешь, что слова ничего не значат. Их ещё много у меня, но они бессмысленны. Я не отказываюсь от прошлого, только ощущение, что мстила не тому, кто сейчас передо мной. Остаётся одно… Принять груз ответственности и на себя тоже! Это честно!