К горячему перешли не сразу. Сперва был аперитив, под светскую беседу, и легкие закуски. Полковник с удивительной быстротой поглощал синтетический аналог коньяка. Редкая высокоградусная гадость, но по случаю мама выставила две бутылки на стол.
Дяденька, несмотря на мои старания перебить и вклиниться в разговор, сыпал байками и прибывал в весьма приподнятом настроении. Допинг кончался, а скорость поглощения спиртного только возрастала.
Сыночек как не силился, не мог догнать папеньку.
Отставник опустошил бутылку, словно игровой персонаж выпил зелье восстановления жизненных сил. Еще бы, восполнил урон после моего выпада, получая при этом дополнительную устойчивость от острого языка и плюс к боевому духу. От коньяка его движения не перестали быть уверенными, выдавал его только заплетающийся язык. Ага, все-таки словил дебаф. Александр, наоборот, приобрел плавность движений и начал «развязывать» узел на языке, пытаясь оказывать мне знаки внимания.
Раскрасневшийся от испытания огненной водой, вояка принялся разделывать птицу.
— Вот так мы ее, голубушку. Эть! — он разложил лихо отрезанные куски по тарелкам, себе же забрал две ножки, на которые я нацелилась. — Пальчики оближешь. Мое почтение повару! — он стал уплетать мясо за обе щеки.
— Дядя Паша, приятно смотреть, с каким аппетитом вы едите мою стряпню, как будто вас дома не кормят. Или это у вас остаточное, после службы на станции? Там, наверное, такого и не видели? Вон Сашенька какой тощий. Угощайся, — я заботливо положила ему в тарелку салат. — Закусывай. Жених осоловело посмотрел на меня, потом на тарелку и кивнул.
— Ника, — шикнула мать, пронзая меня сердитым взглядом.
— Нет, нет, все в порядке. Смею доложить: на орбитальной станции, где мне выпала честь служить, равно как и при несении гарнизонной службы, нам выдавалось продовольственное довольствие в полном объёме. Государство не скупится для защитников отечества, а стратегических запасов у нас на две сотни лет вперед припасено. Да что там, расскажу я вам одну байку — некто, прапорщик эм… фамилию запамятовал, умудрился списать и вывести со склада вагон! — он поднял блестящий от жира указательный палец к потолку. — С тушенкой из запасов, которые были заложены на хранение еще, представляете, в ту самую оттепель. Миллионы получил, конечно, натуральный продукт — сейчас такое не делают. Хоть на миг почувствовал себя обеспеченным человеком, но все равно попался голубчик. Я тогда был молодым лейтенантиком с холодной головой и горящим взглядом. Пировали мы, помнится, этим конфискованным тушняком…
— Паша, — прервала его жена. — Угомонись.
Впервые за все время посиделок она подала голос. Но прозвучал он не требовательно, а просительно. В этом «угомонись» слышались нотки отчаяния.
Но он и не думал останавливаться, еще целый час нам пришлось слушать все воспоминания о его военной службе. И ладно, если бы он рассказал нам о подвигах, но нет же, все было такое низменное, с подлецой.
Мама делала вид, что ей интересно, меня же стал утомлять этот затянувшийся вечер. Пора была взять все в свои руки и избавиться от веселой семейки.
— Александр, а скажите, если это не секрет, конечно, — сколько вы зарабатываете? Надеюсь, больше вашего отца, который живет на ворованной тушенке.
Папаша поперхнулся жареной ножкой и закашлялся. Его супруга подскочила к благоверному и принялась стучать ему по спине.
— Ника, прекрати!
— А что, между нами не должно быть секретов. Меня нужно содержать, я же дорогая кукла — украшение семьи. Вон какая хозяюшка, мам, не дай соврать. Мне нужно ухаживать за своим внешним видом, а это дорого. Я не хочу выглядеть серой мышью как его мама.
Тетя Лариса, услышав неприятный отзыв о своей внешности, замахнулась и, не рассчитав силы, мощно впечатала ладонь между лопаток мужа. Жгучий горчичник помог, отец семейства перестал кашлять и как рыба начал хватать воздух ртом.
— Александру придется содержать семью в одиночку. К тому же он должен купить VR-капсулу, без которой я просто сойду с ума от скуки в их семье, — сказала я маме без тени стыда. — Так, что же, Александр, на какой доход мне стоит рассчитывать?
Уставившись в пол, он долго набирался сил и решительности, чтобы ответить. Я думала, что Александр сдуется под таким напором, растеряется и, взяв ноги в руки, исчезнет как можно быстрее. Но осмелев от выпитого, этот прохиндей положил мне руку на бедро и погладил его. Я оторопела. Растянув губы в улыбке маньяка, он пробежал пальчиками до пояска моего платья и произнес: