Глава 18. Макс

Я покинул дом Андрея, даже не попрощавшись с ним. А по сути, прошёл сквозь толпу, собравшуюся в огромной зале, и выскочил на воздух. Мыслям было слишком тесно в голове.

А сердцу в груди. Оно колотилось как бешенное, не понимая, отказываясь принять, что это всё. Конец, чёрт побери!

Можно заставить женщину принадлежать тебе физически, но нельзя заставить её отдать тебе душу. Слишком поздно я это понял. Какие-то жалкие минуты назад, показавшиеся теперь целой вечностью.

«Я больше не люблю тебя… понимаешь? Я не вернусь, потому что больше тебя не люблю!» Слова, пульсирующие в висках назойливым, монотонным набатом, вызвали очередную волну боли, которую хотелось выдрать когтями изнутри, вместе с душой, которая корчилась в предсмертных судорогах. Оказывается, у Зверя была душа. Я хотел бы выдрать её к чертям собачьим и растоптать, чтобы никогда больше не питалась ложными надеждами. Чтобы перестать чувствовать эту бесконечную изматывающую агонию, безжалостно сжимавшую горло и не дававшую вздохнуть. Эта боль убивала, но не могла убить окончательно. И оттого бесновалась всё больше, добираясь ледяными лапами до лёгких, до сердца, замораживая его, чтобы оно остановилось наконец, перестало качать кровь. Моя девочка больше не моя. Я потерял право называть её своей.

Мне не хватило сил крикнуть в ответ, что я люблю. И всегда буду любить. Сколько бы времени ни прошло. Ещё не одну проклятую бесконечность я буду подыхать от всепоглощающей любви к ней.

«Ты никогда не изменишься. А я изменилась, и ты этого не видишь или не хочешь видеть. Я не вернусь к тебе. Хотя бы потому, что ты даже не понимаешь, почему это происходит». Верно, малыш, мне до сих пор трудно понять, почему это произошло. Почему сейчас я стою над пропастью, и от последнего шага с обрыва вниз, в бездну меня сейчас удерживает именно это непонимание.

"Пожалуйста, пойми — нет, это нет. Не надо. Я возненавижу себя. Возненавижу, понимаешь? Отпусти…прошу тебя".

И я отступил. Несмотря на то, что до боли хотелось прижать к себе сильнее, впиваясь в манящие губы, лаская руками такое горячее, податливое, до боли желанное тело. Но я просто не смог поступить иначе. Я знал — она бы уступила снова, если бы я захотел. Как всегда. Только мне мало тела! С ней этого ничтожно мало! Я не желал, чтобы она ненавидела себя так же сильно, как меня. Ей есть ради кого жить, любить эту жизнь. И это не только дети, вашу мать!

«Я не могу спокойно дышать, не зная, жив ли Денис…»Тогда я стиснул зубы, отворачиваясь к окну, лишь бы не видеть этих умоляющих глаз, чувствуя, как вырываются наружу клыки от желания схватить её за плечи и тряхнуть, со всей силы. Выкрикнуть в лицо, что она не должна спрашивать меня об этом недоноске. Что у нас есть проблемы важнее. Те, что касаются нас. Нашей семьи. Но Дарина уже не считала нас семьёй. Мы перестали быть одним целым для неё. Точнее, Я перестал быть частью этого целого.

И сердце, которое раньше стучало для нас двоих, замерло в ожидании ответа, когда я спросил, видит ли она себя с тем охранником, наивно ожидая, что она будет отрицать.

Но ответ был положительным, мать её! Уже нашла мне замену. Того, с кем представляла себя рядом. С ним, а не со мной.

«ДА!» Одно слово. Как единственный выстрел. Прямо в сердце. Оказывается, для того, чтобы убить кого-то, не нужно брать в руки оружия. Оказывается, для этого достаточно двух грёбаных букв. И жертва будет мучиться в агонии боли.

Тело оцепенело моментально. А лёд отчуждения, который долгое время сковывал его изнутри, потушил те самые жалкие угольки надежды, заморозил горло и язык, лишив возможности достойно ответить.