— У меня сборы недолги, Амазасп Асатурович. Один маленький чемоданчик. И все!
«Тоже весь в науке, как и мой Виктор», — подумал Амазасп Асатурович. Он был рад поговорить с человеком, которого ценил сын.
— Скучаете о сыне? — сочувственно взглянул на него Соболев.
— Да! — откровенно признался Амазасп Асатурович. — Знаю, что ему необходимо быть в Ереване. У него, как у вице-президента академии, много дел. Сейчас Виктор думает о новой обсерватории в Ереване. Говорит, что нужны будут специалисты. И, конечно, много пишет. А о чем пишет? Не представляю! Мне теперь уже трудно охватить все аспекты его научной деятельности.
— Всех аспектов его научной деятельности не представляем и мы, хотя работаем с ним рядом, — заметил Соболев. — Знаем, что сделано, меньше знаем, что делается, и почти не знаем его замыслов.
Помолчали. Навстречу шел пароход. Внезапно ожил репродуктор; все слушали радио, и постепенно настороженные лица осветились улыбкой. В Москве уже ежедневно гремели салюты в честь победителей и древние стены и башни Кремля озаряли фейерверки. Прогуливаясь по палубе, пассажиры охотно вступали в разговоры. Людям было трудно долго оставаться наедине.
…«Прошло почти двадцать лет!» — подумал Виктор Амбарцумян, разглядывая фотоснимок первых действительных членов Академии наук Армянской ССР и сравнивая его с фотографией учащихся тифлисской 3-й мужской гимназии в Сололаке. «Трое из членов новорожденной академии — братья Леон и Иосиф Орбели и я учились, хотя в разное время, в одной тифлисской гимназии».
Снимки лежат на столе у окна. Летний ветерок несет с Арарата прохладу. Четыре зубчатые вершины, почти всегда покрытые снегом, видны издалека. Самые высокие — Северная и Западная — поднялись выше четырех тысяч метров над уровнем моря. Это — Арагац. Между вершинами большая чаша. Отсюда начинаются многие реки, у их истоков ученые нашли сто озер. Самое большое из них — Карилич.
Кто знает, когда потух вулкан горы Арагац, остыли камни, скопилась в озерах вода! Говорят, однажды бросил пастух в Карилич свой посох. А когда спустился в Эчмиадзинскую долину, нашел его в озере Айгерлич. «Что за чудеса!» — воскликнул пастух. «Не удивляйся! — сказали старики. — Разве ты не знаешь, что Карилич и Айгерлич соединены подземными руслами? Знаешь, что такое «гыргыр», подземные пещеры? В них хорошо слышен шум подземных потоков».
— Пожалуй, нужно осмотреть склоны Арагаца, — предложил однажды Орбели. — Мне кажется, там можно найти удобный для будущей обсерватории склон.
— Охотно поеду с вами, — отозвался Амбарцумян. — Карта говорит о многом, но на месте виднее. К тому же я давненько не был на нашем Арагаце.
С группой специалистов Орбели и Амбарцумян отправились в путь.
От Амберда до Бюракана всего десять километров. И вот он — южный склон Арагаца. Перед глазами обширная панорама: слева — гора Ара, а справа до самых склонов Арарата тянется равнина. Для романтика это живописный пейзаж, для крестьянина — отменные пастбища и пашни, а для историка — арена давно минувших событий, о которых напоминают развалины старинной крепости…
— Площадку мы уже облюбовали. Конечно, придется еще не раз все уточнить и обосновать, но выбор сделан, — заключил Амбарцумян, когда несколько часов спустя все собрались у крепостных стен.
— Теперь остается одно — прославить Бюракан трудами и открытиями, — добавил Орбели.
Довольные возвращались в Ереван. Казалось, кто-то невидимый менял окраску неба: сначала исчезли розовые цвета заката; потом оно стало голубым на западе и почти синим на востоке. Прошло полчаса, и весь небосвод засиял алмазами-звездами.
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИКИ
Ученики академика Амбарцумяна пришли в Бюракан со студенческой скамьи. Здесь они стали кандидатами и докторами наук, обзавелись семьями.
— Учиться у Амбарцумяна было трудно, — рассказывает заместитель директора обсерватории, доктор физико-математических наук, профессор Людвиг Мирзоян, — хорошо известна его требовательность. На редкость целеустремленный, трудолюбивый, он хочет того же от других. Уже во время подготовки к сдаче первого минимума по звездной статистике у меня возникли серьезные трудности. В библиотеке по этой дисциплине было всего одно пособие. Но какое! Труд почти в тысячу страниц на немецком языке, которым я владел весьма слабо. «Выучите немецкий. У вас еще впереди целых полгода», — напутствовал Амбарцумян, и мне не оставалось ничего другого, как взяться за словари. Когда через шесть месяцев я пришел на экзамен, учитель задал мне всего один вопрос: «Ну как, одолели?» — «Да, одолел». — «Раз прочли этот труд, — резюмировал итог моей подготовки строгий экзаменатор, — следовательно, не можете не знать предмет». И поставил мне хорошую оценку.
Вскоре пришла пора экзаменоваться по иностранному языку. Полагалось сдавать сразу два языка — для меня это были немецкий и английский. Один из них сдавался как основной, и я, разумеется, выбрал немецкий. «Ну нет, — возразил Амбарцумян, — немецкий вы и так знаете, а английский будет вам в работе нужнее».