— Знаешь, папа, — не раз говорил Виктор, закрыв глаза, — я могу производить вычисления. И как они, эти числа, удобны. Как угодно можно ими варьировать!

— Да, мой милый! — отвечал отец. — Математика — удивительная вещь. Возможности преобразования цифр бесконечны.

Вскоре на полке у Виктора появились новые книги: сочинение Камиля Фламмариона, две брошюры о Марсе, «Система мира» Лапласа, «Каталог неба» Покровского, «Луна» Джорджа Дарвина, «Солнце» Стратона и «Солнце» Анджело Секки.

Мальчик углубился в чтение. Временами он обращался к отцу с вопросами.

— Не правда ли, Секки был замечательным ученым? Он подробно исследовал солнечные пятна. А вот Джордж Дарвин (сын Чарлза Дарвина. — Авт.) придерживался теории эволюции. Он обосновал теорию развития Луны. Разве нельзя это применить к Солнцу и звездам? Что ты, папа, смеешься? Разве я сказал что-нибудь не так?

Зная о математических наклонностях Виктора, его сверстники частенько обращались к нему за помощью. Это не мешало, однако, стычкам — обычным в мальчишеской среде.

Заметив однажды потасовку во дворе, Рипсиме Сааковна привела Виктора домой поцарапанного и растрепанного.

— Кто затеял драку? Из-за чего? — допытывалась мать.

— Гоги и Гурген стали спорить со мной из-за марки. Я говорил, что марка австралийская, а они говорят, что австрийская.

— Из-за этого и началась потасовка?

— Нет, сначала мы долго спорили, а уж потом…

Разные были поводы, но чаще всего причиной споров становились марки. И неспроста. Интерес к коллекционированию привил отец. У Виктора была большая коллекция. Ребята любили ее рассматривать, но не все это делали бережно. Неаккуратным попадало.

Весной 1919 года Виктор перешел в четвертый класс гимназии. Друзья иногда упрекали Амазаспа в чрезмерной нагрузке Виктора. Как-то в ответ на подобный упрек он показал им тетради сочинений одиннадцатилетнего сына. Одно было озаглавлено «Новый шестнадцатилетний период солнечных пятен», второе — «Описание туманностей в связи с гипотезой о происхождении мира» и подзаголовки: «Различные формы туманностей», «Состав и спектроскопическое исследование туманностей», «Образование миров». Формулы, специальная терминология и обозначения…

— Это непостижимо! — удивлялись друзья.

Но и сам Амазасп не всегда был уверен в своей методике воспитания. В его дневнике есть такие записи:

«Почему бы не усомниться в вопросе воспитания Виктора?.. Ведь я ломаю установившиеся педагогические нормы, чрезмерно нагружаю сына». И далее: «К черту сомнения. Виктор пока словно глина влажная, надо, не теряя времени, обработать его на гончарном круге интенсивных научных занятий и трудностях жизни.

Я решил по окончании гимназии отправить Виктора в Петроград».

Тревожные события межнациональной вражды окутали Закавказье мрачной пеленой. Снова кипели страсти в кафе «Чашка чая». В разгар спора к столику, у которого сидели армянские писатели, адвокаты (среди них был и Амазасп Асатурович), музыканты, подошел Ованес Туманян.

Туманян слушал речи присутствующих — некоторые из них возлагали наивные надежды на участников Антанты, — потом вспыхнул:

— Ради собственных интересов империалисты готовы потопить мир в крови. Не они ли, разглагольствуя о самоопределении народов, о хартиях свободы, о гуманности и братстве, энергично участвовали в организации интервенции в Россию, разрабатывали планы расчленения русского государства? Нет, друзья! Этим обещаниям и декларациям я не верю. Нашим спасителем всегда был и остается русский народ. Да это и понятно. Мы срослись с ним душою. Наша культура братски связана с русской культурой. Нашу многовековую культуру питали Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Лев Толстой. И нашими избавителями могут стать только русские люди, великое русское государство. Некоторые из вас с иронией относятся к большевикам, к Советской России. Но это великое заблуждение! Та же самая Советская власть, которая избавила русский народ от царской тирании, избавит и нас. Думайте, как хотите! Но я уповаю именно на большевиков.