Шестьсот! Значит, мы уже упали на три сотни футов!
— Рули высоты вверх на максимум, — приказал капитан.
— Они уже на максимуме, сэр, — отозвался мистер Шульц.
— Пятьсот футов, — доложил мистер Куртис.
Видеть альтиметр я не мог, зато мог слышать его. Он посылает звуковые импульсы на землю и использует скорость отраженного эха для расчета нашей высоты. При каждом импульсе альтиметр издает громкий звуковой сигнал, и ещё один, послабее, когда эхо возвращается. При нормальной крейсерской высоте около восьми сотен футов от одного до второго сигнала проходит примерно две секунды, и вы замечаете их не больше, чем удары собственного сердца. Мистер Куртис, должно быть, подрегулировал громкость, потому что теперь сигналы гремели, казалось, по всему кораблю.
Я глянул вниз через обзорную панель в полу. Там видны были одни лишь тучи, но желудок подсказывал, что мы всё ещё падаем, хотя и не так быстро.
— Выровнялись на четырехстах двадцати пяти футах, сэр, — доложил с облегчением мистер Куртис.
Я глубоко вдохнул, и тут корабль нырнул снова. Меня вновь охватило чувство невесомости. Падения я не боялся, но страшно было удариться о воду.
— Триста пятьдесят футов!
— Сбросить треть балласта изо всех танков! — проревел капитан.
Я услышал металлическое лязганье открывающихся клапанов и плеск устремившейся к морю воды.
— Триста!
— Сила ветра двенадцать, с зюйд-веста!
Это было похоже на катание по волнам на серфе; чувствовалось, как корабль старается удержать высоту и потом стремительно ухает вниз и весь содрогается при этом. Мотористы в моторных отсеках, должно быть, мертвой хваткой вцепляются в поручни и молят Бога, чтобы опорные стойки не оторвались.
Теперь мы стали легче, но не похоже было, чтобы это замедлило наше падение. Я посмотрел на мистера Домвиля. Его взгляд был устремлен на карту, даже сейчас он продолжал корректировать курс. Рука его не дрожала.
— Двести пятьдесят!
— Сбросить балласт до половины! — закричал капитан.
— Двести!