– С чего бы? – спросил Николас, внимательно глядя на приемного сына, вертевшего в руках нож.

Паскаль ответил не сразу. И Лили точно знала, о чем он сейчас думал.

«Потому что его наконец вывели на чистую воду! Ложь, извращения – все это перестало быть тайной! Потому что я его едва не задушил этими вот руками!» – вот что сейчас мысленно кричал ее муж.

И действительно, на Паскаля было страшно смотреть, когда он разоблачал падре. Да-да, пусть уж лучше это останется между ними. Лили предпочла бы не распространяться на эту тему и никогда об этом не вспоминать.

Тут Паскаль положил нож на стол и проговорил:

– Потому что падре Меллит – жалкий растленный негодяй. – Он с трудом сдерживал гнев. – Он стал между мужем и женой и разрушил брак, который мог бы стать счастливым. Как только Монкрифф узнал о деяниях падре, он тут же его прогнал.

– Замечательно! – воскликнула Джорджия. – Хотелось бы на это посмотреть!

Паскаль тяжело вздохнул.

– Родителям Лили былого счастья уже не вернуть, но, может быть, Сазерби-Парк станет более приятным местом для жизни после того, как падре Меллит избавил его от своего присутствия. А мать Лили воссоединилась со своими детьми; ей и Коффи, похоже, нравится путешествовать. Но все это – пустяки. Расскажи мне о Чарли. Как у него дела в Бомбее? Я получил от него очень радостное письмо, в котором он пишет, что прекрасно проводит время. Но как же это соотносится с коммерцией?

Николас кивнул и проговорил:

– Хорошо, я готов рассказать тебе о Чарли и Бомбее. – Граф начал свой рассказ, и вскоре уже все весело смеялись.

Паскаль вновь наполнил бокал Николаса, а хрустальный графин поставил на стол.

– Мне приятно, что вам нравится мой коньяк, месье. Зная о том, какой у вас тонкий вкус, я принимаю вашу похвалу как высокую награду.

– Мне и жена твоя нравится. И в этой области я тоже весьма разборчив. Лили сильно изменилась с тех пор, как мы встречались в последний раз. И вы, как мне кажется, счастливы вместе. – Граф наклонился и потрепал Фасолинку за ушами.

– Мы действительно счастливы. Я люблю Лили всем сердцем. – Паскаль вернулся в кресло и взял свой бокал. – Год назад я даже представить не мог, что такое возможно. А теперь я не могу представить жизнь без нее. Более того, я имел возможность убедиться в том, что без нее мне жизни нет.

– Ты имеешь в виду свой последний уход в монастырь? – Николас поднял свой бокал, пристально изучая на просвет янтарную жидкость. – Да, сочувствую… Но, по крайней мере, до тебя дошло, что ты не создан для монашеской жизни. Не в этом твое предназначение.

– Верно, не создан, – криво усмехнулся Паскаль. – Сохранять целомудрие целый месяц – теперь это тяжкое для меня испытание.

Николас рассмеялся.

– Рад это слышать. Я никогда не мог понять, как ты можешь выдерживать так долго без женщин.

– Это не так уж трудно, если не знаешь, чего себя лишаешь, – ответил Паскаль. И тоже рассмеялся, увидев, как вытянулось лицо Николаса.