Надо что-то делать, чтобы не было слишком поздно.

Я сел на край кровати и снял носки.

— О чем говорила Жаклин? — спросила Бьянка.

— О том, что она алкоголичка. Ей тоже нужна помощь.

Бьянка задумчиво посмотрела на меня:

— Твоя?

— Нет, конечно! Мы больше вообще не будем с ними общаться. Мне надо было с самого начала слушать тебя.

Бьянка как будто почувствовала облегчение. Ее рука легла на мое колено.

Там, в саду, все закончилось. Жаклин сказала, что не умеет расставаться, и мы с ней просто смотрели друг на друга. Молчали и понимали, что это и есть прощание.

— Ула слишком много выпил, — сказала Бьянка. — Он очень изменился. Даже не представляю, как он мог мне раньше нравиться.

Да, Ула совсем слетел с катушек. Сначала приступ в гараже, теперь эти его заявления. Вспомнив, я страшно разозлился:

— То, что он говорил обо мне и Жаклин, — неправда. Знаешь что? Между нами ничего никогда не было. Этот поцелуй был чудовищной ошибкой.

Бьянка поджала губы, ее ресницы задрожали. Я ненавидел себя за то, что поступил с ней так.

Но если мы хотим идти дальше, нужно рассказать всю правду.

— В новогоднюю ночь тоже кое-что произошло, — сказал я. — Мне надо было давно в этом признаться.

Если Бьянка меня простит, я никогда больше не проявлю слабость.

Один поцелуй мог разрушить всю жизнь, и больше никто и никогда не украдет у меня ни мгновения. То же самое я сказал Жаклин — меняться никогда не поздно.

— Когда пробило двенадцать, — произнес я, — и начался салют…

Бьянка посмотрела мне в глаза, положила руку мне на локоть и перебила:

— Я знаю. Ула рассказал. Он видел вас из окна.