Ира

С некоторых пор она боялась этих тоскливо-торжественных семейных сборищ в столовой старой четы Заботиных. Раньше Ира старалась не думать об этих общих обедах вообще, принимая все, как есть. Однако сейчас ей стало казаться, что есть в этом доля театральности, лживого лицедейства. Все понарошку. И еда, и улыбки, и разговоры. Жить на сцене — не более чем красивый образ, действенный лишь там, где театр и реальная жизнь чуточку разделены портьерой.

Детей пришлось оставить с подругой Таткой, хотя Леня искренно удивлялся, откуда у них такое странное упорство в нежелании повидать дедушку и бабушку. Бедный Леня. Он очень любил родителей и не подозревал, что некоторые не способны разделить эту любовь искренно и до конца.

Стоило отдать должное этому дому — стол был безупречен с точки зрения сервировки и обеденного этикета. В левом верхнем углу виртуального обеденного места ножик для масла на хлебной тарелочке. В правом — бокалы для шампанского, красного вина, белого вина, для воды. Слева от декоративной тарелки, на которой покоилась суповая тарелка, — вилка для морепродуктов и вилка для мяса и салатов. Справа — столовый нож, нож для закусок, ложка для первого блюда и свернутая салфетка в начищенном серебряном кольце. Серебро, фарфор, хрусталь и мертвенная благопристойность — таковы были составляющие каждого банкета у Заботиных.

Гостей было немного — Ира с Леней, увядшая лет двадцать назад парочка старинных друзей семьи, племянник Виктории Павловны Виктор, а также новое лицо — некий Дмитрий Владимирович, представленный как издатель старшего Заботина. Лиза, всегда помогавшая с обедом, за стол никогда не садилась. Или ее не приглашали.

Все расселись по своим местам согласно маленьким милым карточкам с именами, надписанными изящным каллиграфическим почерком хозяйки дома. Они лежали перед каждым прибором. Ира оказалась между мужем и Виктором. Друзья семьи и Дмитрий Владимирович разместились напротив.

Бумбокс, подаренный Леней родителям, наигрывал что-то тихое из Вивальди. Лиза подала салат по-царски с икрой и морское ассорти. Говорили мало и тихо.

Ира все время ощущала на себе взгляды Виктора. Кузен Лени был из тех молодых людей, которые очень заняты собой, находя в самом себе неисчерпаемые залежи приятного, все оправдывающего эгоизма. Вероятно, Виктор много мечтал. О свободе и деньгах, о машинах и красивых женщинах. И если для одних мечты были побудительным мотивом энергичнее работать локтями и головой, то для него — приятной дымкой, сюжетом, темой очередной релаксирующей медитации в ванной. Ира, гордившаяся своей способностью разбираться в людях, присматривалась к Виктору какое-то время. Не потому, что он представлял для нее какой-то интерес, а по нужде, которая обязывала знать человека, переступающего порог ее дома. Леня принимал кузена, несмотря на тонкие намеки жены, что этот человек ей не совсем по душе. И этот ее пристальный взгляд, не искаженный родственной симпатией, говорил Ире о многом. Скорее всего, Виктору нравилось чувствовать себя «наблюдателем» за муравьиным копошением людей на навозной куче жизни. Ему очень импонировала эта роль, грела отсутствием обязательств и сильных привязанностей. Плыть над суетливой, беспокойной толпой этаким снисходительным господином, никому и ничего не обязанным объяснять. Вот к этой мечте Виктор стремился больше, чем к дорогим игрушкам вроде машин и женщин. Он не рисковал упражняться в остроумии по отношению к Ире, однако Леню изводил с самого детства. Она видела в Викторе необъяснимую, раздражающе неуловимую угрозу, характер которой определить не могла, как ни старалась.

— Леня тебе говорил, что ты сегодня замечательно выглядишь? — чуть склонился к ней Виктор в то время, когда Лиза разливала ароматный гаспачо.

Какой мудацкий вопрос, заданный тоном ловеласа в неподходящее время и в неподходящем месте! Кем, интересно, он себя воображал? Что за тайные страстишки копошились в его язвительной душонке?

Ира не сочла нужным отвечать и занялась своим гаспачо. Тем более что суп был выше всяких похвал.

— Ах, эта удивительная способность ставить человека на место, даже не открывая рта, — со злой иронией шепнул Виктор, стараясь, чтобы его не услышала Виктория Павловна, как раз благодарившая собравшихся на их скромный семейный праздник.

— Назойливые комары, как правило, долго не живут, — ответила Ира. — К тому же советские пионеры жили по принципу: когда я ем — я глух и нем. Дарю!