Я не стала объяснять, что речь идет о том, как Тирит зализывал рану на моей ладони. Пусть девочка думает, что я сумасшедшая. Ее взгляд уперся в землю. Топор по-прежнему лежал во мху. Ближе к ней, чем ко мне. Она быстро подняла ногу и наступила на топор, потом подобрала его и просто засунула за пояс брюк.
– Слушай, – сказала она и сложила руки на груди. – Это Юрма сказал, что мы должны как-то отомстить.
Безрадостный смех вылетел из моего горла. Я сама слышала, что он звучит как смех сумасшедшего, но не могла сдержаться. Отомстить? Что за околесицу она несет?
– Он не в своем уме? Вы все не в своем уме? Что я вам такого сделала, можешь ты наконец объяснить?
Она закатила глаза, давая понять, что я напрасно прикидываюсь дурочкой. Потом отвернулась и закусила нижнюю губу.
– Я думала, Юрма быстро успокоится. И никого не будут наказывать. Я пыталась уговорить его забить на тебя, но он… когда у него такое состояние, не знаешь, чего от него ждать, он не видит берегов. Иногда мне кажется, что он даже способен…
Она замолчала и исподтишка взглянула на меня, как будто ей было неловко. Как будто она сказала слишком много.
Я посмотрела на нее, почти в отчаянии покачала головой.
– Я не понимаю. Я правда не знаю, о чем речь.
Девочка скептически оглядела меня, как будто я только что провалила экзамен. Она впервые, казалось, начала допускать, что я действительно ничего не понимаю, а не просто делаю вид. Она сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Потом подошла к поваленному дереву и села на некотором расстоянии от меня. Хотя август еще не закончился, у нее на ногах были тяжелые кожаные ботинки. Носком ботинка она чертила на земле непонятные узоры.
– Лодка, – вздохнула она. – Речь, конечно же, о лодке.
Она испытующе взглянула на меня, но я снова помотала головой. Нет, я все еще не понимала.
– Наши лодки, – сказала девочка. – Это наши лодки.
Она говорила решительно, подчеркивала слово «наши». Я вспомнила про две лодки. Плоскодонка и грязно-белая шлюпка. Вспомнила окровавленное дно лодки, красный комок, лежащий с краю. Девочка продолжала говорить. Возможно, проблема были в том, что я уже несколько дней толком не спала и не ела. Может быть, виноваты были беременность и ее влияние на тело и душу. Или дело было в том, что в последние несколько дней я как безумная искала двух бесследно пропавших людей, но вместо того, чтобы найти их, уходила все дальше во мрак, проваливалась все глубже в болото.
Все это возможно, потому что мне было трудно уследить, куда ведут рассуждения девочки. А может быть, это была защитная реакция, сопротивление против озарения, которое вот-вот должно было осенить меня. Этого не может быть… Этого не должно быть… Удавалось уловить только отдельные куски ее речи. «В последний раз. Осталась. Исчезла. Нашли. На другой стороне острова. Юрма. Это сделала ты. Месть».
Где-то в отдалении я слышала грохот. Он надвигался и рос, так что в конце концов пришлось зажать уши руками. И все-таки он продолжался. Мир вокруг меня сотрясался. Это продолжалось так долго, что в конце концов я закричала. Кто-то взял меня за руки и осторожно отвел их в стороны. Приблизил свое лицо к моему и что-то мне говорил. Я не могла различить слов, но голос звучал неожиданно мягко. Наконец я поняла, что это та девочка, Грета, она села передо мной на корточки. Она нашептывала мне на ухо слова утешения и гладила по спине до тех пор, пока я наконец не успокоилась. До тех пор, пока шум наконец не заглох, пока крик не пересушил горло и не уморил тело. Теперь мы снова сидели рядом молча. Потом я повернулась к ней, увидела, как она поворачивается ко мне. И когда наши взгляды встретились, я начала рассказывать.
Когда рассказ наконец подошел к концу, когда вся правда излилась из меня, солнце уже стояло над верхушками деревьев и было тепло. Я стянула куртку через голову и вытерла пот со лба. Грета, вытащив топор из-за пояса, вернула его мне.
– Мне очень, очень тебя жалко, – сказала она. – Хотела бы я чем-то тебе помочь.
– Ты можешь, – ответила я. – Брось его. Сделай это сейчас, сразу же, пока не стало слишком поздно.
Она слабо улыбнулась.