12

Я не понимаю, откуда она берется, вся эта ненависть, которая сочится из меня. Как в сердце может быть так много мрака? Я же выросла в любви, заботе и внимании. Она бережно держала меня на руках, указывала путь в окружающем мире. Она всегда была рядом, отдавала все, полностью посвящала мне свою жизнь.

И много лет спустя, когда настал мой черед познать чудо жизни, я делала то же самое. Крошечные пальчики на руках и на ногах… Все изменилось, и я склонилась перед величием момента. Пожертвовала всем не потому, что была вынуждена, но потому, что так хотела. Я поступала так из любви.

Я наклоняюсь и вытираю ее лоб. Несмотря на то что на ее лице жемчужными каплями выступает пот, лоб очень холодный. Я больше ничего не хочу в жизни, только чтобы она села и заговорила со мной. Чтобы облегчила мою боль своей любовью. Мой маленький мирок занимает совсем немного места, но и там я не могу получить покой. Там, в трещинах того, что когда-то было покоем, разрастается ненависть. Где-то вдалеке слышится голос. Он говорит: «Без меня ты ничто».

Я тянусь за ее рукой, беру ее в свою. Ее пожатие очень слабое, только мое усилие удерживает наши руки вместе.

Я думаю, что важно только одно: чтобы она справилась, чтобы вернулась ко мне. Если только я смогу удержать ее, все остальное не имеет значения. Я отгоню от себя мысли о том, что знаю, и продолжу жить дальше. Могу забыть, могу даже простить.

Так я думаю, но это неправда. Я никогда не смогу простить тебя за это. Ты слышишь? Никогда.

13

Дорога раздвоилась, и это дало мне возможность сделать крюк и прийти к нашему дому, минуя то место, где я встретила подростков. По какой-то причине я все-таки пошла домой. От ходьбы у меня болели бедра, а ноги совсем размякли. Следы от колес на гравии теперь были не так заметны, как будто кто-то приехал и стер их, пока меня не было. Кто-то, кто приехал и уехал.

Хромая, я подошла к крыльцу и вытащила ключ, который был спрятан под ним. В прихожей меня встретило собственное отражение в зеркале. Глаза казались двумя пепельными пятнами, на щеках ярко сверкали румяна. Но под наложенным слоем красок и теней я была совершенно белой. Снова увидела перед собой нож, увидела, как сверкает острое лезвие и как парень чистит им ногти. Почувствовала, как острие ножа касается тонкой кожи у меня под подбородком.

Я долго стояла в прихожей. Страх медленно отпускал меня. Но образы случившегося не оставляли. Хотя я и сама старалась удержать эту сцену перед глазами, прокручивая ее в голове снова и снова. Вспоминала, как длинноволосая девушка прижималась к плечу парня с бородкой. Доверчиво, послушно. И как он в ответ провел ножом по ее затылку. Я не могла оторваться от зеркала, внезапно показалось, что мое отражение напоминает очертания лица девушки. Было ли что-то необычное в ее взгляде? Не промелькнуло ли что-то в ее глазах, когда парни приставили лезвие к моему горлу? Что-то беззащитное, что-то очень хорошо знакомое. Я услышала, как рассказываю о себе, увидела, как девочка наблюдает за мной. «Муж и дочка, – сказала я. – Они остались дома и ждут меня». Разгадала ли она меня? Поняла ли, что я говорю неправду? Я увидела, как она встает на цыпочки и приставляет руку к уху парня с бородкой. Что она ему прошептала?

Я отошла от зеркала, прислонилась спиной к стене и сползла на пол. Проходили минуты, напряжение постепенно отпускало тело. Но сил подняться не было, я чувствовала себя так, как будто больше никогда в жизни не смогу двигаться. Мои члены были безжизненны, как будто покалечены. Ровно в тот момент, когда голова упала на грудь, тишину разрезал резкий звонок. Мобильный лежал в кармане брюк, я чувствовала, как он вибрирует на бедре. Должно быть, это Алекс. Теперь все кончено, слава тебе господи, теперь все кончено. Я опустила руку в карман и подняла телефон к уху, не посмотрев, кто звонит.

– Грета?

Это мама. Я тяжело откинула голову, стукнувшись затылком о шкаф.

– Алло! Грета… ты тут? Как ты?

Я пробормотала что-то в ответ.

– Ты что-то сказала? Грета, я тебя почти не слышу. Где ты? Во всяком случае, не дома, я туда звонила несколько раз и не…