Дергаюсь. Зачем она говорит про Тимофея? Я на него даже не жаловалась.

— Как? Тимоша обижает Варю? — приходит в ужас бабуленция и наполняется гневом. — Я сейчас дам этому шельмецу!

— Дайте-дайте, — потирает руки Эляна, с удовлетворением смеясь, а я бегу наперерез Нонне Аркадьевне, складываю руки в мольбе.

— Не надо никого ругать, я не имею никаких претензий к Тимофею, он не обязан быть со мной вежливым, всё нормально…

— Он должен быть вежливым, — она останавливается в дверях и, смерив меня изучающим взглядом, движется в сторону комнаты своего внука. Истинная королева.

Гляжу ей вслед, нервно сминая пальцы. Что натворила Эляна?

— Пожалуйста, останови ее, — кидаюсь к ней.

— А может, еще предложишь остановить боинг на полном ходу? — сестра довольно улыбается и наблюдает за представлением, стоя вместе со мной в коридоре возле моей комнаты.

Тимофей открывает дверь бабушке, его комната расположена в конце коридора. Боже! Вижу его и тут же прикрываю глаза. Чтобы немедленно открыть их снова.

— Тимофей! — кричит Нонна, и я бы на ее месте тоже вопила.

Из одежды на Тимофее лишь длинное белое полотенце, обернутое вокруг бедер. Голый рельефный торс блестит от капелек воды. Волосы взъерошенные. Он явно только вышел из душа.

Стою и пялюсь на четкие кубики пресса и косые мышцы, уходящие к краю полотенца. Не дышу. Воздух не поступает в легкие. Надо заставить себя дышать и отвернуться. Но я столбенею, когда моя мечта стоит передо мной. Но я для него пустое место. Тимофей на меня даже не смотрит.

— Бабуль, — улыбается он Нонне, опираясь на дверной косяк.

И когда он это делает, его мышцы играют под кожей и напрягаются. Почему-то это зрелище заставляет меня почувствовать резкую жажду. Тимофей ужасный. Гадкий. Но не признать тот факт, что он чертовски хорош, я не могу.

— Тебе не стыдно, Тимофей?! — пытается поучать внука Нонна. — И почему ты до сих пор не одет?

— Времени вагон, я скоро, бабуль, и нет, мне не стыдно. Стыдно, у кого видно, — смеется он, видимо думая, что потрясно шутит. Даже бабушка ему не указ, вот ведь бесстыжий.

— Не хочу даже слушать, что там у тебя видно! Скорее одевайся, ждем тебя внизу.

— Зато эти вон хотят, смотри, как вылупились, — поворачивает он голову в нашу сторону, и я просто со стыда сгораю. Сестра, стоящая рядом, как-то странно дышит. Бросаю на нее взгляд, она же не отрывает свой от Тимофея. Я бы сказала, что это неприлично, если бы сама только что не пялилась на него как на божество.

Вот действительно, зачем мы тут стоим? Позорище!

— Ведешь себя как мальчишка! За уши бы тебя оттаскать, так ведь не достану, вымахал вон! — кипятится бабуля, вызываю очаровательную улыбку на лице внука. Он мгновенно меняется, улыбаюясь ей по-доброму, с видом плюшевого медведя, на которого невозможно злиться.