От удара тарелка с салатом лопнула, порезав Михаилу лицо. Кровавые капли смешались с майонезом и слезами, которых Евгений Фёдорович уже не видел. Он допил коньяк и вышел на балкон.
— Надеюсь эта шлюха мне и правда изменяла. Лучше быть рогоносцем, чем отцом этого отброса. — Сказал Евгений Фёдорович, не закрыв дверь на балкон. Михаил промакивая кровь салфеткой слышал всё до единого слова.
План Евгения Фёдоровича был прост. Либо Михаил убьёт Дубровского тихо, и никто не узнает об этом, либо Михаил попадётся и отправится на плаху, чему Мышкин поспособствует. Оба варианта устроят Евгения Фёдоровича. В первом он избавится от ростка, который может стать могучим дубом. А во втором избавится от тяжкой ноши на своих плечах.
Через час Михаил сидел в своей комнате и смотрел в зеркало на свежий порез. Его трясло от ненависти к отцу и своему бессилию.
— Когда-нибудь вы все заплатите. И ты папа и этот проклятый Дубровский. Вы будете харкать кровью, валяясь у моих ног. Сволочи! — Михаил разбил зеркало и горько зарыдал. — Если бы мама была жива, такого бы не случилось.
Всё что сейчас он чувствовал это ненависть и животный ужас. Ужас перед отцом, который убил его мать пятнадцать лет назад.
Я с трудом открыл глаза. В горле пересохло, а голова болела так, что казалось она вот-вот лопнет. Что вчера было? Я попытался подняться, но ощутил, как меня что-то придавило в районе живота.
Две стройные ноги лежали на мне не желая отпускать. Слева блондинка, а справа брюнетка. Красивые девчонки. Вот только всё что я помню, это как мы с Оболенским зашли в ночной клуб и решили выпить. После танцевали и, кажется, позвали девочек за наш столик. Видимо вот этих дам мы и пригласили.
Отмечали новую жизнь, а сейчас я чувствую себя так, как будто меня уже похоронили. Всё, больше никакого алкоголя.
Стараясь не разбудить девиц, я выбрался из кровати и одевшись спустился на первый этаж. Оболенский лежал на диване в обнимку с тазиком. От него ужасно воняло. Я думал мне плохо от алкоголя, но ему совсем не сладко. Жаль, что мы не в Раздолье. Попросил бы Евдакию поставить нас на ноги. Я пнул диван и скомандовал.
— Подъём!
— Витя, я никуда не поеду. — Промычал Гриша, смотря на меня мутными глазами.
— Ещё как поедешь родной, обязательно поедешь. У нас сегодня первый учебный день. И ты на него попадёшь, даже если мне придётся тебя тащить туда силой. Вставай! — Усмехнулся я и схватив Оболенского за ногу, потащил в ванную.
Он пытался вырваться, но его сил хватило лишь на две вялые попытки, после чего он расслабился и принял свою судьбу. Закинул пьянчугу в ванну, а после открыл ледяную воду. Оболенский задохнулся толи от восторга, толи от перепада температур.
Завершив водные процедуры, я закинул Гришу на плечо и отнёс на кухню, где нас встретила пышная кухарка, смотрящая с осуждением.
— Родная, тащи сюда сало. — Сказал я.
— Как вы смеете⁈ — Возмутилась она.
— Дура. — Констатировал я и добавил. — Свиное сало неси, не видишь барину худо? Если молоко есть или ряженка, тоже тащи.