Дверь вела в коридор. Ким пригласила Гурни в первую комнату справа – маленькую, обставленную икеевской мебелью, где было лишь самое необходимое: софа, журнальный столик, пара низких деревянных кресел с отдельными подушками, два минималистских торшера, книжный шкафчик, железная тумбочка с двумя ящиками, стол, служивший ей письменным, и стул с прямой спинкой. На полу – потертый ковер землистого цвета.

Гурни заинтересованно улыбнулся.

– А зачем ты дергала ручку?

– Пару раз она отрывалась, как только я за нее бралась.

– Ты хочешь сказать, ее кто-то специально откручивал?

– Вот именно, специально откручивал. Дважды. В первый раз полиция посмотрела, но ничего делать не стала – сочла, что это чей-то розыгрыш. Во второй раз даже не потрудились приехать. Копа на телефоне это, кажется, рассмешило.

– Не вижу ничего смешного.

– Спасибо.

– Я уже спрашивал, но…

– Да, уверена. Я уверена, что это Робби. И нет, доказательств у меня нет. Но кто еще мог это сделать?

Зазвенел дверной звонок – затейливым, мелодичным перезвоном.

– Боже. Это мамина затея. Она подарила, когда я переехала. Тут была обычная дребезжалка, Конни его ненавидела. Минутку. – Она пошла открывать.

Вскоре она вернулась с большой пиццей и двумя банками диетической колы.

– Вовремя привезли. Я заказала пиццу по телефону, пока мы ехали. Подумала, надо будет перекусить. Пицца вас устроит?

– Спасибо, вполне.

Она положила коробку на журнальный столик, открыла ее и пододвинула одно из кресел. Гурни сел на софу.

Когда они съели по куску и запили колой, Ким сказала:

– Ну вот. С чего начнем?

– Ты собираешься интервьюировать семьи убитых. Полагаю, первым делом ты как-то решила, какие убийства выбрать?

– Да, – она внимательно смотрела на него.