Всё здорово, кроме арифметики.
Как-то так получилось, что в двух Империях — Японии и Маньчжурии, есть такое понятие, как императорские земли.
В Маньчжурии их, ни много не мало, а примерно пятьсот тысяч гектаров, а в Японии почти в два раза меньше.
Когда-то в обеих странах была построена целая система, где государственные люди следили и руководили эксплуатацией казённых земель, но уже пять лет назад это осталось в прошлом, так как всё было развалено и разрушено.
Во всём сложившемся безобразии меня тогда выручало только то, что обе страны изрядно просели по количеству населения и благодаря развивающейся торговле мы сумели избежать голодомора. Без изрядных дотаций с моей стороны дело не обошлось, зато такие шаги неплохо подняли популярность обеих Императриц и доверие к ним, как к правительницам.
Согласитесь, не каждый из государей в трудные для страны времена, первым делом озаботится о своём народе, причём, не на словах, а на деле.
Во все, даже отдалённые селения, прибывали грузовики, а то и вовсе прилетали дирижабли. Людям бесплатно раздавали рис, кукурузу и муку. Получить их мог любой желающий. Тех хитрецов, которые решили попробовать получить помощь от Императрицы по второму разу, несмотря на нестираемую метку на правой руке, пороли казаки, под одобрительный хохот толпы.
По весне, перед посевной, народ обеспечили семенами, а до кого мы успели дотянуться по раскисшим весенним дорогам, тем и коней пригнали. Справных, не то что местные лохматые недомерки. Коней не дарили, а отдавали в долг. За пару — тройку сезонов эти деньги вернутся.
С Антоном, который нынче в кайзерах Германии, у нас произошёл выгодный бартер. За два десятка немецких битюгов, которых немцы применяли для перевозки артиллерии, я ему должен поставить один артиллерийский тягач.
На первый взгляд — никакой выгоды. На самом деле — самая прямая.
В первые годы от тракторов мне не было ни в Японии, ни в Маньчжурии, никакого смысла.
Трактор, сам по себе, вовсе не революция для крестьянина, если к нему не прилагается целый набор соответствующих инструментов, начиная от плуга и заканчивая прицепом. К тому же, тракторам необходим сам тракторист, а десятку тракторов ещё и механик со всеми их приблудами.
Понятно, что ничего подобного у меня не было. Зато у маньчжурских и японских крестьян сохранилась масса разнообразного конного снаряжения. А там были и плуги, и косилки, и всякие прочие там сноповязалки, не говоря уж о простых телегах самого разного национального покроя. Короче — лошадка, тем более немецкая, то есть очень могучая, для крестьянского хозяйства — это бомба!
Выпросив у Антона четыре дюжины опытных конюхов с ветеринарами, которые знают, как достойно обеспечить достойное функционирование столь дорогостоящей скотины, я немного успокоился.
Не скажу, чтобы в первый же год на казённых землях всё сразу наладилось, но очень скоро вместо десяти процентов их эффективного использования я увидел куда, как более радостные цифры в сводках.
По прошествии пяти лет всё стало ещё круче. Сейчас засеяно почти шестьдесят процентов государственных земель, а по факту они приносят почти семьдесят процентов урожая в стране.
Отчего я ликую? Тут всё очень просто. Количество частных владений и государственных земель в обеих странах почти равное. А значит, мой государственный подход к землепользованию победил феодальный уклад. Посмотрим, что феодалы мне смогут возразить в следующем сезоне, когда я введу в действие остальные земли, оставленные под паром.
Походу, обе страны ждёт череда банкротств, и мне стоит предусмотреть соответствующее законодательство и размер государственных выплат, чтобы монополизировать рынок продуктов.
А там и до индустриализации недалеко. Потянутся вчерашние крестьяне в города, пополняя ряды рабочих.
Долго посидеть над изучением бумаг мне не удалось. Сам вчера назначил первую неофициальную встречу китайцам, прибывшим в Харбин для открытия посольства. Возглавлял их миссию сам третий советник Императрицы Китая, что было вполне предсказуемо. Его я персонально и пригласил, отложив официальный приём на три дня.