— Здравствуй, дневник! Прости меня за год отсутствия… — наверное так мне бы стоило начать свой рассказ, если бы я хоть когда-то вёл дневник.

Но нет, не вёл. Во-первых это было бы как-то по-девчоночьи, а во-вторых у меня нет времени, чтобы заниматься всякой ерундой. Есть ещё и в-третьих — если доверять свои мысли бумаге, то рано или поздно, но найдётся кто-нибудь, кто сможет эти записи разыскать и прочитать. И тут ещё стоит подумать, что для меня лучше — кто окажется этим читателем: следователь или жена. Так что дневника у меня нет. Всё приходиться держать в голове. Зато можно иногда вот так, в тихое полутёмное утро проснуться и вспомнить, что было. Хотя бы за минувший год.

Если честно, то думать спросонья нет никакой охоты. Куда как лучше неспешно рассуждать о Гумилёве и о том, что теория пассионарности, как ни крути, но тесно связана с работами Вернадского.

Ладно, шучу. Эту фразу я не так давно наизусть выучил, чтобы где-то в разговоре блеснуть. Речь тогда шла об Одарённых и двое учёных, из спецотдела нашей Академии архимагов, при мне затеяли между собой спор. Один считал Одарённых этносом, а другой — конвиксией. Отгадайте, к кому они обратились в качестве третейского судьи?

Правильно, ко мне.

— Тут, блин, какая-то фигня… — выдал я глубокомысленное замечание, и больше охреневшие деятели науки у меня ни о чём не спрашивали.

Никогда. Чего я и добивался.

Вот что значит к месту сказать правильные слова.

На самом деле я и в этот раз пошутил. Люблю я это дело…

Я прекрасно знаю, что из себя представляет теория Гумилёва и отношу себя к пассионариям четвёртого, а порой и пятого уровня.

На шестой, высший уровень, где в качестве примеров предлагается Ян Гус и Иван Сусанин, я не тяну. Нет у меня тяги жертвовать своей жизнью ради эфемерного общего блага. Зато я вполне готов рисковать собственной жизнью ради достижения полного превосходства или ради защиты своих людей и всего другого, что у меня подходит под понятие — «моё». В таких ситуациях, по классификации Гумилёва, мой пятый уровень включается автоматом.

И это моя слабость.

Степан не раз уже говорил мне, что в некоторых моментах моё поведение становится предсказуемым и это легко использовать для диверсии. Оказывается, меня несложно выманить «на живца». Достаточно наехать на кого-то из моих близких и если я окажусь недалеко, то всего лишь останется меня дождаться. Я ринусь их защищать со всей возможной скоростью.

Абсолютно бессмертных людей я ещё не встречал. Все мы смертны. Кого-то убить крайне сложно, но всё равно можно, а иных так вообще легко. Лично я знаю как минимум дюжину действенных способов, позволяющих убить архимага моего уровня. И отчего-то мне не хочется испытывать их на себе.

Если разобраться, то весь год я только тем и был занят, что это «моё» увеличивал и развивал.