Отсюда возникла практическая необходимость в новой стратегической ориентации военной медицины, психологии, экологии, эргономики, медицины катастроф в виде смены болезнецентристской парадигмы (в центре которой – больной)[31] на здоровьецентристскую (здесь в центре – здоровье здорового человека). Целью такой ориентации является здоровьесбережение здорового военнослужащего, его психофизиологической выносливости и жизненной стойкости к условиям воинской службы и исполнению солдатского долга.

Следует особо подчеркнуть, что наступило то время, когда военные доктрины национальной безопасности должны более весомо включать такую составляющую боеготовности, как здоровье. Здоровье практически здорового военнослужащего поддерживает его целеполагающую активность, профессионализм в достижении боевого результата, сохранение военной техники и собственной жизни. Думается, что такая профессиональная военная постановка вопроса в будущем приведет к мысли о создании медицинских войск. Ибо здоровье, как биосоциальный фактор долголетия профессиональной армии, есть не совсем «тыловая функция», а функция боеготовности войск, а значит, и национальной безопасности Отечества. К примеру, военная медицина в авиации – это и разработка медико-технических требований к летательным аппаратам и системам вооружения, к средствам жизнеобеспечения и выживания, к профессиональному отбору, к техническим средствам обучения, к методам и средствам психофизических тренировок, к психологическому обеспечению переучивания на новую авиационную технику, к разработке системы обеспечения безопасности полета по всем направлениям, связанным с человеческим фактором. Военная авиакосмическая и морская медицина обеспечивает безопасность человека во внеземных условиях, участвуя в формировании профессиональных способностей, сохранении профессионального долголетия, военного потенциала в течение 20–25 лет. Все это составляет экономику, так как самолеты 4-го и 5-го поколения будут обходиться ВКС 30–40 млн долларов каждый, а подготовка высококлассного летчика в 10–15 млн долларов. Если военная авиационная медицина снизит научный уровень и ее стратегический потенциал, то можно не сомневаться в том, что боевая эффективность будет ниже расчетной, так как закономерно появится разрыв между тактико-техническими возможностями авиационно-космическими комплексами и требуемым уровнем профессионализма и профессионального здоровья.

Для военнослужащих психофизическое здоровье реализует возможность использовать знания, умения и нравственные побуждения, чтобы исполнять воинский долг – Родину защищать. При этом позволю акцентировать внимание на том, что исполнение долга, как показатель духовно-нравственной надежности военнослужащего, нетождественно упрощенной рефлекторной исполнительности.

С социально-психологической точки зрения, долг, как духовное побуждение, осуществляет восхождение личности воина от моральных обязанностей к устойчивому психическому состоянию долженствования. В этом случае поступками и действиями руководит не только приказ, но и личностный мотив военнослужащего, пронизанный ответственностью и благодарностью за предоставленную ему возможность активно участвовать в реализации военной доктрины. Этим суждением хочу подчеркнуть мысль о том, что военная доктрина, адресованная субъекту военного труда, формирует его умонастроение, убеждения, определяет высший смысл и его место в решении поставленных задач. Именно социально переживаемое состояние личной востребованности формирует в самосознании человека сущностный интерес к совершенствованию и росту профессионализма как стимула, регулирующего всю военно-духовную деятельность. Психологическая уникальность процесса служения в армии состоит в том, что факт подчинения для личности воина есть не тягость, а волевая активность, органично входящая в практическую жизнь военнослужащего.

Остановлюсь на одной их ведущих составляющих умонастроения – духовном состоянии офицеров.

Поскольку к понятиям духа и души отношение разное, вкратце позволю дать разъяснения, естественно, применительно к опасным профессиям.

Духовность есть чувственное психическое состояние, которое отражает целостность натуры личности, ее генетический, культурный код в реализации своих максимальных добродетельных возможностей. Основное отличие этого состояния от обычного в том, что уровень рабочего состояния реализуется образом цели в достижении результата. Цель, как психическое образование, имманентно присуще личности, она отбирается, управляется и корреспондируется жизнью.

Дух – это реальный опыт возвышенного психического состояния души субъекта (военнослужащего, спасателя, другого лица опасной профессии) труда в постижении смысла своей жизни и профессии. Смысл есть высшая цель, т. е. святость, т. е. чему нельзя изменить и что нельзя предать. Цель формируется задачами труда, а смысл – Верой! Цель хотя и динамична со своими мотивами, но всегда детерминирована конкретной задачей настоящего или будущего. Смысл, как и мысль, вечен. Духовная составляющая смысла есть правда о том, что ты действительно из себя представляешь, на что годишься. А это уже духовная работа над собой. Вочеловеченный смысл и есть источник достижения истины, добра и свободы. Именно Дух и способствует преодолению препятствий в достижении указанных благодатных целей.

По моему убеждению, геополитическая доктрина любого содержания в военной области должна в преамбуле излагать следующие установочные формулировки: армия – это лик государства, чья совесть, т. е. ответственность, – в служении Отечеству, обществу, гражданину, чья честь – в благополучии своих граждан, чей Дух отвечает чаяниям своего народа. В военных доктринах должна быть прописана незыблемая правовая сторона: процесс реформирования Вооруженных Сил страны в предусматриваемые сроки должен сохранять паритетный уровень военного потенциала, обеспечивающий полноценную боевую подготовку во всей инфраструктуре войск.

В авиации, особенно в ПВО, где в мирное время вероятны боевые вылеты, налет в сложных условиях, снизившийся на 80–90 % от потребного, создает реальную угрозу гибели летного состава из-за утраты профессиональных навыков. Возникло и другое явление: опытные летные кадры были лишены возможности передать опыт полетов в сложной обстановке в нерасчетных случаях, т. е. повысить психологическую и профессиональную готовность лиц, несущих боевые дежурства. Кстати, по результатам научных исследований для поддержания требуемого уровня летного профессионализма при несении боевых дежурств истребительной авиации необходим общий и специальный налет – 120–160 часов. Но есть еще и психологическая сторона. У летчиков всегда исключительный мотив нацеленности на полеты. Это не только их профессиональная потребность, но и что ни на есть жизненная установка. То лько в полете формируется, поддерживается, упрочивается боевой Дух. В случае перерывов в полетах, скажем, в сложных метеоусловиях более 2 месяцев повышается вероятность появления физиологической пространственной дезориентации, приводящей к авиационным происшествиям. Особенно чувствительны к перерывам в полетах вестибулярный и двигательный анализаторы, мышечное чувство, чувство времени, сопряженные действия, процесс принятия решения. Перерывы в полетах более 3–4 месяцев сопровождаются подсознательной тревогой, а иногда и открытым страхом за исход полета.

Необходимо отметить и психологические моменты как причины снижения уровня боеспособности, порожденные низким налетом. Суть их в следующем: психологическая и профессиональная неготовность к качественному выполнению полета и полное отсутствие возможности ее устранить делают профессиональную жизнь морально ущербной. Все это глубоко и нервно переживается как унижение личного достоинства. Естественно, снижается мотив к летной работе. Но есть и более весомые потери, я бы сказал, стратегического характера. Это касается перераспределения ценностей, утраты ориентиров. В частности, отсутствие регулярных полетов в течение пяти лет устойчиво формировали социальный негатив в виде неприятия, недоверия целям и продуктивности военных реформ. Политическая зрелость, боевой дух, социальная устремленность теряли свою значимость в формировании летной направленности. Армейская элитность как самосознание самодостаточности исчезла, шло разрушение личности военнослужащего, так как она в депатриотическом социуме разлагалась. Я привел частные примеры, но, если обобщить весь располагаемый материал, есть основания сформулировать психологическую закономерность: отсутствие должного обеспечения учебно-боевой подготовки дезорганизует, деморализует войсковую деятельность, формирует устойчивое негативное отношение к продолжению службы в армии[32].

Приведу данные Института военной медицины, изучавшего реакции организма и личности привлеченных военных летчиков к боевым действиям в процессе контртеррористических операций. Около 50 % уже после 3-го боевого полета отмечали выраженную усталость. После полетов в СМУ (сложные метеоусловия) на реальное бомбометание, у более чем 20 % членов экипажей диагностировались астенические состояния (нарушение сна, быстрая утомляемость, головная боль и т. д.). К концу месяца участия в боевых вылетах развивается психическая демобилизация на фоне состояния тревожности у более половины экипажей. В реальных боевых действиях группу риска снижения работоспособности и психической дезадаптации составляют молодые летчики (более 50 % до 25 лет). В последующих месяцах уровень адаптивности возрастает до 1,5–2 месяцев. Для справки: профессиональное здоровье и есть основная психолого-биологическая база для формирования профессионально важных качеств. Наиболее разносторонне выражены летные способности в возрасте 29–35 лет. Приведенные данные говорят о том, что отсутствие полноценной учебно-боевой подготовки более 3–5 лет практически делает их недостаточно эффективными для использования в боевых действиях. Вот это и есть так плохо воспринимаемая истина, что для ВВС и в мирное время есть боевые полеты (В. Пономаренко, А. Харчевский, С. Байнетов, Ю. Бубеев).

Стоит отметить еще одно пагубное следствие низкого уровня учебно-боевой подготовки, особенно когда ведутся контртеррористические операции. В конкретном случае плохая видимость, малоразмерные места высадки десанта с вертолетов на высокогорье, полеты в условиях турбулентности на малых высотах, в условиях интенсивного обстрела со всех видов оружия. Однако боевые уставы не предусматривают выполнения полетов на крайних режимах, диктуемых боевой обстановкой. Одновременно с этим оперативная обстановка вынуждала посылать вертолеты в условиях ниже установленного минимума погоды, что заканчивалось как минимум летным инцидентом. Смею думать, что инерционность мирного времени в области боевой подготовки стереотипно переносилась и на условия реальной боевой деятельности. Учились в бою… проявляя героизм, расплачиваясь утратами.

В процессе ведения боевых действий особую стрессорную роль играет такое психологическое свойство, как отношение к той задаче, которую выполняет воин. В данном случае и в этом вопросе не все обстояло благополучно. Имеются в виду конъюнктурное освещение событий в СМИ, постыдный санитарно-гигиенический быт, неполное понимание общевойсковыми начальниками специфики летного труда, слабоактивная поддержка и сопровождение со стороны научно-исследовательских, испытательных центров и конструкторских бюро. Вялая аналитическая работа по обобщению положительного и отрицательного опыта боевой работы всех летных и обеспечивающих служб. Безусловно, в конечном счете, многое исправлялось и внедрялось. В частности, Государственным институтом военном медицины и Центром авиакосмической медицины удалось разработать и апробировать диагностические методы оценки ранних проявления психотравматических реакций, психического истощения, соответствующей аппаратуры и средств оперативного восстановления профздоровья для успешного выполнения боевых задач с длительность до 30 суток.

Разработаны дополнительные требования к составу НАЗов, к рабочим местам в кабине самолетов, создана структура медицинских центров восстановительного лечения боевых психотравм, посттравматических расстройств в авиационных госпиталях и санаториях. Разрабатываются новые психофизиологические требования к отбору, экспертизе и психофизической подготовке к боевым действиям. Формируются специализированные руководящие документы, регулирующие медико-психологическое обеспечение боевых действий авиации (И. Ушаков, С. Гончаров, О. Горбачев, И. Жданько, Ю. Бубеев, А. Ворона, М. Хоменко и др.)[33].

Возвращаясь к теме о военных доктринах, видимо, стоит затронуть вопрос об учете военного потенциала сопредельных государств или участников НАТО.

В 2001 г. мне удалось в составе военной делегации посетить ряд научно-исследовательских учреждений и центров боевого применения и обучения ВВС ВМФ США и некоторые научные центры NASA.

Приведу обобщающие результаты анализа посещения.