— Я вам, курицы пустоголовые, макаки крашенные, покажу как за ягодкой бегать. Кормилицы вы наши заботливые чуть всех суки не угробили. Вам зачем голова дана? Думать это не про вас я это теперь знаю.
Остановила ее воспитательный процесс, усевшаяся рядом, прямо на землю Гала.
— Мам, может хорош. Они ж уже обоссались вон какие пятна растеклись, осознали значит.
Закинув себе ремень на плечо, Настя, села возле квазухи и задрав голову уставилась в прозрачную синь неба. Затем, толкнув в могучие плечо Галу, заразительно улыбнувшись, громко проговорила.
— До чего же жить хорошо. А, детки. Седой, ты как, живой?
— В натуре, лучше бы зажмурился. Чердак сейчас разорвет в куски. Падлой буду как будто на малине две недели бухал беспробудно.
Страдальчески просипел мужчина, лежа в позе эмбриона на траве. Меж тем, Чех уже потрошил убитую элиту и получалось у него это плохо. Он, суетясь у головы твари периодически срывался на матерки. Наконец ему удалось вскрыть заветные споровый мешок и мужчина, сгребя все в расстеленную куртку собственного камуфляжа, принялся внимательно перебирать добычу прогоняя все сквозь пальцы. Отделив все самое ценное Чех ошарашенно проговорил.
— Это кто же ты был такой? Три большие красные, одна большая черная, четыре малые красные и две малые черные. Я ни от кого еще не слышал, что бы с одной твари столько за раз добычи было.
Точку как всегда поставил Седой.
— Кто-кто, смотрящий это местный. Фортунило не по-детски что живы остались. Кажись в натуре на моем чердаке форточки прикрывать начали, валить надо отсюда в нычку пока на наш карман не пустой кто не позарился.
Виктория, подошедшая к продолжающему лежать, прикрыв глаза Седому, негромко проговорила.
— Так ведь нет никого.
Ловко притянув к себе женщину, мужчина прижал ее голову к своей груди и просипел.
— Это рамсы развести никого нету, а распилить чужое добро всегда найдется кому.
Осторожно продвигаясь по кластеру, Седой с каждым шагом все больше чувствовал на себе чужой изучающий взгляд из вне внимательно и расчетливо наблюдавший за ними. Зябко передёрнув плечами, мужчина в очередной раз, опустив низко по волчьи голову, оглядел округу исподлобья с раздражением отмечая про себя что он ничего подозрительного не видит. Раздраженно почувствовав, как у него засосало под ложечкой от незримой опасности он, не выдержав, подшагнул вплотную к Насте и негромко проговорил своим сиплым голосом.
— Пахан в натуре тремор по нутру бегает. Чую чо падла какая-то нас пасет, а запалить не могу. Походу это те матерые вертухаи за которых у нас думки с тобой были.
Плавно двигающаяся по зеленому ковру растительности, Настя, недовольно сморщив носик, проговорила, так что бы расслышал только Седой.
— Похоже дождались. Я их тоже нутром чую, а даром засечь не могу, хоронятся на расстоянии не лопухи. Ладно, не беда, есть у меня по этому поводу задумка. Но придется рисковать иначе против них ни как.
Словно и не было никакого разговора между ней и Седым, Настя, неспешно поравнялась с бредущими как коровы сквозь буйную растительность кластера, Татьяной и Викторией.
— Устали небось девчонки. Ничего, скоро привал сделаем. Торопиться то особо нам незачем. Здесь недалеко озерцо есть, там постираемся да пот отмоем, а то комары на подлете к нам уже дохнут.