Кавелин. Кавелин. Кавелин. Четверть своей жизни он отдал стране, которая даже не его родина. Кавелин. Страна… чья? Женщин, которые его любили? Но Элана была из Итаскии. Фиану привезли из Октилии – ребенка-невесту для престарелого короля, отчаянно пытавшегося избавить свою страну от борьбы за престолонаследие. Какое ему дело до этого захолустья? Земля печали. Земля, которая сожрала всех, кого он любил. Земля, которая отнимала все его силы, время и душу так долго, что он потерял любовь женщины, бывшей когда-то половиной его души. Какие еще жертвы должен он принести этой земле, чтобы удовлетворить её алчность? Может быть, эта земля – безжалостный, голодный зверь, который рвет клыками все им любимое и столь ему дорогое?
Браги поднял меч, который дал ему его отец еще в то время, когда они с Хаакеном были безбородыми юнцами. Он не расставался с этим оружием вот уже четверть века. Этот клинок служил ему и во время недостойных авантюр, и в благородных делах. Меч был верен ему даже в те далекие дни, когда его владелец был ничуть не лучше людей, убивших недавно его Детей. Меч этот являлся продолжением его души, он был неотъемлемой частью человека по имени Браги Рагнарсон.
Браги поднял меч и стал вращать клинок над головой так, как это делал его отец – Безумный Рагнар. Все присутствующие попятились назад, а Браги атаковал ложе, на котором ушла с иной мир королева, где он утешал любимую, лежа рядом в последнюю ночь её пребывания на земле. Подобно взбесившемуся зверю, он рубил столбы балдахина и сам балдахин, крошил раму из редкого дерева, и никто не смел остановить его.
– Кавелин! – гремел маршал. – Ты – прыщ на заднице мира! Что ты от меня хочешь?
И в этот момент перед его мысленным взором предстало лицо. Лицо простого человека, владельца постоялого двора, который в свое время встал под знамена чужеземца с Севера в надежде обрести свободу. За этим лицом он увидел лица сотен, тысяч, десятков тысяч людей, насмерть стоявших рядом с ним под Баксендалой. Крестьянские парни и горцы, чьи руки еще год назад не были знакомы с рукоятями мечей, грудью встречали яростный натиск Шинсана. Не всем так повезло, как хозяину постоялого двора. Большинство их легло в землю у подножия холма, на котором стоит Карак Штрабгер. Таких тысячи и тысячи. Они умерли потому, что поверили в него, потому что он и вот эта уже холодеющая женщина вселили в них надежду на лучшее будущее.
Чего хотел Кавелин от них?
– О боги! – воскликнул он и ударил своим верным мечом о камень с такой силой, что клинок разлетелся тысячью осколков. – Боги! – повторил он, закрыв лицо ладонями. И в этот момент ему показалось, что на искаженном агонией мертвом лице промелькнула легкая улыбка и начинающие синеть губы прошептали:
– Дорогой, ты должен продолжать. Заканчивай то, что мы начали вместе.
Он приник лицом к мертвому телу и прошептал, давясь слезами:
– Фиана, не оставляй меня одного. Молю тебя.
Элана ушла. Ушла и Фиана. Что же у него осталось? Осталось только одно, нашептывал ему внутренний голос. У тебя осталось это мерзкое божество, этот шумный, вечно недовольный ребенок, которого ты полюбил больше, чем самую любимую женщину. У тебя остался Кавелин.
Кавелин. Кавелин. Кавелин. Этот проклятый Кавелин.
По щекам Браги катились слезы.
Кавелин.
И никакая женщина не сможет стать ему ближе, чем Кавелин…
Село солнце, а Браги еще долго стоял на коленях, положив голову на грудь Фианы. Когда он наконец поднялся с потемневшим взглядом уже сухих глаз, рядом остались только Гжердрам и Рагнар.
Они приблизились к нему и обняли сочувственно и с полным пониманием.
Гжердрам любил свою королеву больше всего на свете, больше жизни, но вовсе не так, как мужчина любит женщину. Это была любовь рыцаря к своей королеве и Короне – чувство, неоднократно воспетое в старинных романах.
А Рагнар подарил Браги любовью прощающего все сына.
– Дайте мне силу, – сказал Рагнарсон. – Помогите мне. Они отняли у меня все. Все, кроме вас. И кроме ненависти. Встань рядом со мной, Рагнар. И не позволь чувству ненависти сожрать меня. Не позволь мне уничтожить самого себя.