– Да, хищники всегда сыщутся, – глубокомысленно заметил Черный Клык. – Что касается меня, то я вполне доволен, находясь на вершине этой кучи малы. Мы двуногие – первые 153 первых! Никто не может сжевать нас. Кроме нас самих, разумеется.

– Хаакен, с каких это пор ты начал философствовать? – спросил Браги. Его молочный брат был молчаливым гигантом, основной чертой которого была абсолютная надежность во всем.

– Философствовать? Вовсе не надо быть гением, чтобы заявить, что, будучи человеком, ты находишься на вершине пирамиды. Ты всегда можешь собрать команду, чтобы приструнить любую тварь, которая скалит на тебя зубы. Вы заметили, что в этих краях не осталось ни волков, ни львов. Они все смылись в Ипопотам. Может быть, на время? Не знаю.

– Мой друг, вы обглодали вопрос до костей, но проблема тем не менее не перестала быть философской, – заметил Пратаксис.

Черный Клык, не будучи уверенным, что над ним не издеваются, прищурившись, посмотрел на ученого. Хаакен всю жизнь типично по-солдатски презирал всякие интеллектуальные штучки и страшно этим гордился.

– Мы не можем уйти от проблем, – сказал Рагнарсон. – Но покой помогает нам думать. Итак, вопрос для обсуждения: что происходит?

Вальтер выплюнул изжеванную травинку. Подбирая себе другую, он ответил;

– Люди начинают нервничать, И я знаю совершенно точно лишь то, что их беспокоит отшельничество Фианы в Карак Штрабгере. Если она умрет…

– Знаю. Новая гражданская война.

– Не мог бы ты попытаться убедить её вернуться?

– Нет, пока она не выздоровеет, – ответил Браги, вглядываясь в лица друзей. Неужели они что-то подозревают?

Ему хотелось, чтобы этот проклятый ребенок появился на свет как можно скорее и вся эта катавасия закончилась.

Мысли Браги вернулись к той ночи, когда Фиана все ему рассказала.

Они лежали на кушетке в его кабинете, и это был один из тех редких случаев, когда они могли побыть вместе. Легонько поглаживая её обычно плоский живот, он спросил:

– Неужели ты переела баклавы? По-моему, ты немного поправилась…

Он никогда не считал себя тактичным собеседником и поэтому вовсе не удивился, когда Фиана залилась слезами. Немного успокоившись, она прошептала:

– Это не жир. Дорогой… я беременна.

– Дьявольщина! Только этого нам не хватало! – выпалил он, и в голове его встревоженным пчелиным роем загудели мысли: что ему теперь делать? Что скажет Элана? Она и без этого почти не скрывает подозрений… – Я думал… Вернее, доктор Вачел сказал, что у тебя больше не может быть детей. После Каролан ты должна была стать бесплодной.

– Вачел ошибся. Прости меня… – Она прижалась к нему, словно пыталась в нем раствориться.

– Но… Хорошо… Почему ты мне не сказала раньше? Дело уже зашло далеко, и только искусно сшитые платья скрывали предательскую полноту.