– Еремееич, помоги до лагеря добраться. Ногу повредил. Спешил.

– Батюшка у нас в селе любил повторять: «Всю жизнь торопимся туда, где торопиться уже некуда», – повар приподнял Брехта за руку.

– Точно. – Двинулись вниз. Через десять минут приковыляли, совершенно уже никуда не спеша, к палатке. И именно в это время туда вприпрыжку прибежал Попов. Вот, оказывается, и некуда было спешить.

Брехт сем на матрас из конского волоса, что позавчера только для него доставили самолётом, и вопросительно глянул на сияющего истребителя.

– Хвастай, Матвей.

– Нечем хвастать, товарищ командир батальона. Только половину пушек разбомбил, тренироваться надо. Половину бомб вхолостую истратил.

– А взрыв?

– Взрыв? – удивлённый взгляд. Точно. Он ведь улетел. Пилот в наушниках и мотор ревёт в метре от тебя. Он не слышал и не знает, что половина Квантунской армии уничтожена. Ну, ладно, погорячился, не половина. Кусок. Вот кусок Квантунской армии уничтожен.

– Ты, Матвей, чего-то у них там зажёг. И когда улетел уже, как бабахнет, что с меня чуть все волосы не сдуло. Молодец. Если будут требовать списки на награждения – считай орден твой. Стоп. А как думаешь, если ты сейчас туда в разгар спектакля вернёшься, что получится? По тебе, кстати стреляли?

– Стреляли. Из винтовок и пистолетов. Да на такой скорости это ерунда, я даже прямо над головами у них летал. А что нужно вернуться и добить эти пушки уцелевшие?

– Пушки? Думаю, нет, там никакой пушки. Давай-ка, мы Женевскую конвенцию нарушим. Бери ещё бомбы и возвращайся, там пожар должны тушить, раненых собирать. Вот по ним сбрось бомбы и пулемётами разгони эти демонстрации.

– По раненым?

– По врагам. Он вылечится и опять на нашу землю полезет. Нет, если красный крест увидишь или полумесяц, да даже Будду красного, то не стреляй по нему, а по скоплению вражьей силы обязательно. Пусть в своих донесениях и молитвах тебя ругают. Ты ведь не веришь в Будду.

– Не. Я комсомолец. Так что, я полетел? – уже одной ногой там.

– Бомбы не забудь.

– Есть бомбы не забыть.

Пора и поужинать. Неужели этот день закончится?

– Еремееич, кормить будешь?

– Нет.

– Как так? – распустились.