Я вдохнула.

— Леш, я не талисман бригады. Я медсестра. — Напомнила, подавая нужные инструменты без напоминаний.

— На вопрос ответь. — Рыкнул он.

— Выживет. — Кивнула. — Свою жизнь положу, а его сердце будет биться.

Почувствовала, что в груди несильно кольнуло. Эк, я распереживалась. Однако, ребеночка было бы очень жалко, если что. У каждого врача, который находился сейчас здесь, в операционной, было свое личное кладбище. У каждого. Мы тоже не железные, и за каждого, кто ложился на этот стол, готовы были жизнь отдать. Особенно за детей. Но жизнь отдать сложно, когда уже поделать ничего нельзя. Я прекрасно помню, как выла в подушку после первого «потерянного» пациента. Помню, как совсем еще юная Верочка дрожала в углу, пытаясь сдержать рыдания…. Помню, как Алексей нервно курил, после каждого такого случая. Костя, анестезиолог, пил разбавленный спирт. Молча. И сейчас мы все это переносили молча… после первого раза. Мужики никогда не плакали, не могли, наверное. Нам, бабам, в этом плане легче. Хоть выреветься можно. Но тоже уже не могли, почему-то. Смозолили слезные железы, наверное.

— Операция прошла успешно. — Проворчал Алексей и вышел из операционной.

Привычно убрала все инструменты в лоток, который уйдет на стерилизацию.

— Кость, в реанимацию его, и медсестру толковую из ваших поставь. — Попросила.

Костя, крепкий тридцатилетний парень кивнул. Оставила приборку Верочке и толкнула дверь.

— Тебя ничего не смутило во время операции? — Леша снимал стерильную накидку.

Сняла перчатки и выбросила в ведро.

— Давление падало быстрее, чем обычно, а сам пациент был слишком слаб после перенесенного стресса. — Кивнула, понимая его опасения. — Леш, он выживет. Он один у матери, она же без него изведется. Я присмотрю ночью. Ты домой?

— Нет, — покачал он головой. — Останусь сегодня с вами дежурить.

— Мамочкин снова решил подмениться? — Вскинула голову.

— Третий раз за месяц. — Поморщился он. — И он Лавочкин.

Я скривилась. Да хоть Палочкин, маменькиным сынком, которому все и всюду должны, он от этого быть не переставал. Не был бы сыном именитого профессора, давно бы его из медицины убрали. Поэтому наша бригада и брала на себя почти все операции, и ответственность за их исход тоже.

— Где мать ребенка? — Спросила, смывая перчаточный тальк с руки.

— В комнате ожидания была. — Он тяжело вздохнул. Не любило у нас светило кардиологии с родственниками разговаривать.

— Я поговорю, Леш. Иди, отдыхай. — Потрепала его за плечо. Он благодарно улыбнулся.

С Алексеем мы были знакомы с института, он учился на кардиолога, я осваивала сестринское дело. Именно он заразил меня идеей спасать людские сердца. Такие хрупкие и в то же время абсолютно совершенные. Мы с самого начала сработались с ним, и после всегда стремились работать в одной бригаде. Вот только друг за двадцать два года умудрился завести семью и двух сыновей, один из которых сейчас активно грыз гранит, завещанный Гиппократом. А вот я…. У меня даже рыбок не было, потому что сдохли бы с голоду. Родители жили за городом у старшей сестры, дом которой полная чаша, а я жила в родительской квартире одна. Ну, как жила…. Спала я там. Иногда. По средам и субботам.