Штора! Она плотная, в неярком освещении десятка свечей точно не виден силуэт. Может, уйдут, не станут искать?

Не уйдут! И это Я, тот, который еще окончательно не слился с сознанием «бедного» Павла, точно знаю. Сейчас табакеркой в висок и все…

«Где мои верноподданные? Почему не приходят на помощь своему императору? Ну, может я немного и перегнул своими законами, получил капитан Кирпичников тысячу палок за свой язык без костей, но то для порядку. Это вынужденная мера, чтобы побороть сибаритство гвардии, они же только и делают, что пьют и за дамами волочатся, шпицрутенами учить нужно гвардию.

И не хочу я дружить с Англией, так как она наживается на России, а с Францией можно возвеличить свою империю. Армию сократил и улучшил, столицу к порядку привел. В чем вина моя? При дворе матери было в разы больше сумасбродства и никчёмности последнего фаворита. Да у меня то и любовница Аннушка появилась, когда врачи запретили жене рожать… Чем я плох? Хотел законы крепко соблюдать и того требовал от других и за это меня так?» - сокрушался Павел.

- Беннигсен, смотри под кроватью! – выкрикнул капитан Аргамаков, сам рванувший к двери в потаенную комнату, ведущую в покои жены, но та была заперта.

- Он был тут савсэм нэдавно! – с заметным «кавказским» акцентом, который наиболее ярко проявлялся в волнительные моменты, сказал Яшвиль Владимир Михайлович – полковник и грузинский князь.

- Гнездо теплое, птичка недалеко, - азартно провозгласил генерал Беннигсен, потом рассмеялся и обратился не так еще давно всесильному фавориту старушки Екатерины – Платошке. – Платон, не робей! И так уже все на кон поставили.

Платон же, выпучив глаза, пятился к двери, где постанывал гвардеец, которого ударили шпагой по голове, чтобы не проявлял излишнего рвения.

«Почему было не написать на фасаде дворца больше букв, почему там только сорок семь? А эта юродивая Ксения?.. Это же она предсказала мою смерть в возрасте по количеству букв в той злосчастной надписи? Но магистр Мальтийского ордена не может прятаться за шторой…» - Я попытался сделать шаг и выйти из своего укрытия, но страх накрывал меня до кончиков пальцев, задрожали ноги, отказываясь делать тот самый шаг.

- Я здесь господа! Что угодно вам в моих покоях? – не выходя из-за шторы, прокричал я. Ноги все еще не слушались, но я смог победить страх.

- Так выходите, ваше величество! – прокричал Николай Зубов и рванул к окну, резким движением срывая штору.

- Стоять! Заколю, если кто сделает шаг! – закричал Беннигсен, когда увидел, как Платон Зубов и еще половина заговорщиков стали активнее пятится к выходу, значительно протрезвев и осознавая, что вот сейчас лихой гвардейский забег закончился, и началось цареубийство.

- Господа, прошу покинуть мою спальню, я не одет! – взял я себя в руки, ощущая, что постепенно, не так, как раньше, сливаюсь с сознанием Павла. При убийстве Николая II и Александра II было иначе, рывком.

- Павел Петрович, отрекитесь от престола в пользу своего сына и проследуйте за нами! – спокойно, без дрожи в голосе сказал Беннигсен под одобрительный выкрик ополоумевшего Татаринова, который был наиболее пьяным.

- И Вы, Великий князь здесь? – сказал Павел, когда принял одного из заговорщиков за своего сына Константина, в сумраке редкого освещения бунтарь был действительно похож на второго сына императора.

- Отрекитесь! – закричал Петр Зубов, хватая золотую табакерку, но та падает у него из рук, грузин Яшвиль поднимает увесистый предмет и налитым кровью взглядом рассматривает модный аксессуар.