И дальше провал. Помню только Белочку и свой страх потерять ее…»

Эти записи были наверно сделаны еще в больнице, когда он начал приходить в себя. А потом уже продолжил дома, когда я убегала по делам. Здесь были рабочие заметки, планы. Чернила были другие, и почерк стал более ровным. На тумбочке лежал толстый справочник, который заменял стол…

Я попыталась выдохнуть, чтоб не лопнуть от злости и ярости. Но какая-то кровавая пелена упала на глаза, и я потеряла остатки воспитанной Белочки. В сердцах хлопнув дверью, я ринулась на кухню.

Меня встретили удивленными взглядами.

— Что случилось? — голос Платона был привычно глухим, с нотками раздражения.

— Что случилось? — взвизгнула я. — Случилось то, что мой любимый мужчина оказался подлецом! Гадом! Настоящей сволочью, которая прикидывается, что ничего не помнит! Еще скажи, что не ты писал!

В бешенстве я швырнула тетрадь ему в лицо, едва удержавшись, чтоб не надавать ему пощечин.

— Плат, мы наверно, лучше потом обсудим. У меня там заказчик ждет, — Денис, увидев, что тут разворачивается полномасштабная битва, трусливо сбежал.

А меня несло.

— Ты сволочь! Предатель! Трус и гад! Не помнишь меня, да? Закрылся в раковину — отстаньте от меня, страдать буду! Жалеешь себя! Бедный несчастный! И тебя не интересует, что только из-за любви к тебе, я смогла выжить! Я люблю тебя любым!! А ты обо мне подумал?! Ты просто гад! Сволочь!

К сожалению, запас ругательств у меня был ограниченный, и я стала повторяться. Лингвистическое образование укоризненно погрозило пальчиком, и мой гнев, как убитая кобра, сдул свой капюшон, лишив меня последних сил.

Нечеловеческое напряжение последнего времени сказалось. Я почувствовала, что больше не могу быть сильной. Человек, которой был для меня всем, нагло и бессовестно врал, что ничего не помнит. Забавлялся, видя, как я стараюсь ради него. Меня накрыла усталость. «Последняя соломинка сломала спину верблюду». Пошло все к черту! Так и скажу.

— Шевцов, пошел ты к черту. Живи, как хочешь! И кота я заберу.

Обжигающие слезы потекли по щекам. В них выливалась горечь обиды и потери. Теперь заново придется учиться жить. И пошло все к черту!

Я собралась уходить, но пространство кухни было не таким большим, чтоб свободно маневрировать. Платон схватил меня за руку и дернул на себя. Как тряпичная кукла, я плюхнулась ему на колени.

— Пусти! Не нужен мне слабак, который даже не попытался разобраться, что произошло, и как страус засунул голову в песок. Меня чуть не превратили в овощ! Тебя в инвалида! А тебе по фигу! Пусти, я сказала! — в бессильной ярости снова заорала я. Платон хоть и был слаб, но против него я все равно была беспомощной мышкой. — Они б и ребенка нашего убили! И сына ты не увидишь! Воспитаю сама!

— Что? — изумленно воскликнул Платон.

— Не прикидывайся, что у тебя со слухом проблемы! Да! Я беременна, а ты заставил меня столько страдать! Ненавижу тебя! — выкрикнула я.

— Белочка, прости, — ошарашенно прошептал он. Очевидно, его эта новость сразила.

Крепко обняв меня, этот гад впился поцелуем в мои губы. Почти забытые бабочки мгновенно встрепенулись, их крылышки затрепетали, щекоча все внутри.