— Не, это невозможно, — отвлёкся от самобичевания лис и сразу же вернулся к прерванной тираде: — Лесовка должна была натравить на меня диких зверей, а Уголёк сжечь стыдом!

Я не сдержала зевок, в последний момент успев прикрыться локтем.

— Так тебя топить или резать?

Вис бросил укоризненный взгляд на дверь, точно до последнего надеялся, что она устыдится и выпустит пленника и, наконец, разродился:

— Грабить приходил.

— Это я уже поняла. Искал что?

— Любви и понимания! — рухнул на колени враль, почти натурально пуская слезу. — С детства не знал я материнской ласки, отец колотил меня и братьев, вынуждая бросить родной дом…

Пришлось вспомнить про пук крапивы ещё дважды, но только третий удар выбил из него правду:

— Ай, больно же! Я этим лицом работаю, между прочим, дамочка! Не трогайте лицо! Ай! Книгу! Книгу я искал! Колдовскую книгу!

На краткое мгновение я остолбенела. Всё тело словно заново прошило раскалённой спицей, намертво вживляя в него Дар.

Это было так давно…

Так давно, что уже перестало быть правдой.

— Нет никакой книги, — тихо сказала я, не узнавая в хриплом голосе свой. Прокашлялась и добавила прежним — ехидным и высокомерным: — И зачем же столь талантливому во всех смыслах господину понадобились колдовские услуги? К слову, я их оказываю вполне добровольно, на взаимовыгодных условиях.

Он поёрзал коленями по полу, собираясь если не вымолить прощение, то хотя бы прибраться:

— Помилуйте, госпожа!

— Госпожа, дамочка, миледи… — пробормотала я, недоумевая. — Из каких ты мест, что так легко мешаешь между собой языки и говоры?

Зря ляпнула, конечно. Любопытство — моё проклятье. Хотя нет, неумение выбирать мужчин — моё проклятье. Впрочем, одно другому всегда помогало.

— Мы с братьями путешествовали по всему миру с тех пор, как убежали от жестокого отца, — с готовностью сообщил вор. — Вынуждены были скитаться и браться за любую работу! Вот, помнится, как-то наняла нас одна вдовушка…

— Зачем тебе книга? — вернула я разговор в прежнее русло, пытаясь плотиной перекрыть полноводную реку его болтовни.

— Мой брат умирает! Он тяжело заболел, когда спасал тонуших в реке сироток! Двух… Нет, трёх маленьких девочек! С косичками, — подумав, добавил брехун, уверенный, что, чем больше деталей, тем больше и правды в сказанном.