Китаец, едва не падая в обморок, затараторил:

– Готовы шесть больших сюань фэн… Э-э-э. Шесть больших вихревых камнемётов. Передвижную осадную башню строить ещё два дня. А лёгкие стреломёты и малые камнемёты уже установлены на позиции и защищены щитами.

– Пойдём, покажешь, – кивнул темник.

Тангутские лучники на стенах оживились, увидев приближение монгольского военачальника со свитой. Свистнула стрела – и, не долетев двадцати шагов до Субэдэя, вонзилась в деревянный щит.

Китаец всхлипнул и спрятался за здоровенным нукером из охраны темника.

В ответ резко хлопнула тетива самострела: тяжёлое копьё с гудением разрезало горячий воздух и угодило как раз между зубцами из обожжённого кирпича, настигнув дерзкого стрелка.

Жуткий хруст пробитой грудной клетки был слышен даже здесь; защитники города засуетились, захлёбываясь бессильной руганью.

– Прямо в дырку, – довольно заметил монгольский десятник. И грубо уточнил, в какую именно.

Голые по пояс здоровяки принялись вновь натягивать тетиву станкового самострела, блестя от пота.

– Отличный выстрел, – одобрительно сказал Субэдэй-багатур.

Бойцы неторопливо вставали. Кивали уважительно, однако без страха – как равные равному, но более опытному и достойному.

– Долго нам тут ещё бездельничать, дарга? – спросил десятник. – Ещё немного, и моя жена забудет, как я пахну, а её заветная норка зарастёт паутиной.

Монголы заржали. Темник улыбнулся:

– Разве может паутина остановить такого багатура? Это же не тангутские стены.

– Да я уже и на эту чёртову крепость готов бросаться с тем самым копьём, которое не столь длинное, зато всегда при мне.

Субэдэй не выдержал, расхохотался. Хлопнул десятника по плечу:

– Ну, с такими бойцами и небо штурмовать не страшно. Не то что глиняные стены Чжунсина. С завтрашнего дня начнём настоящий обстрел, а там и на приступ.

Воины загудели одобрительно:

– Давно пора, а то надоело торчать тут подобно остроге из спины тайменя.

– Я так разжирел от безделья, что, пожалуй, сломаю хребет своему мерину, когда вздумаю залезть в седло.