И я буду летать.

Ура, я буду летать!

Сегодня я в первый раз полетел.

Наверное, на самом деле я оставался в своей кровати.

Но мне казалось, что я летаю по-настоящему. Таким, какой я есть. Из плоти и крови.

Сначала я кружился по комнате. Кружился и смеялся. Заглянул за шкаф. Ничего интересного — только толстенный слой пыли и паутина. Облетел всю квартиру, заглядывая в самые потаенные уголки. Подразнил забавного паучка за книжным шкафом. Нашел свой любимый маркер, закатившийся далеко под диван. Только что проверил — он и правда там оказался. Хотя тогда мне это было абсолютно безразлично. Да и сейчас, пожалуй, тоже…

А потом я долго-долго летал под звездным небом — совсем не таким, каким оно мне виделось раньше. На самом деле оно расцвечено всеми цветами радуги. Оно искрится, мерцает, переливается. В него можно нырнуть, как в озеро. Нырнуть… и вынырнуть — счастливым.

«Что такое счастье?»

А потом меня взял за руку тот самый старик. Старик на углу. Старик у обувной мастерской. Старик у овощного магазина. Он не для того там стоял, чтобы я приглашал его в гости. Он там стоял для того, чтобы пригласить в гости меня. Теперь я знаю, как его зовут, но никому об этом не скажу. И даже не напишу в этом бывшем ежедневнике, где давно уже зачеркиваю жирными крестами отпечатанные типографским способом даты, а взамен шариковой ручкой вписываю новые. Потому что мои записи слишком длинные. И я обгоняю этот календарь. Календарь за мной не успевает. А имя старика на углу я все же не напишу. Даже в этом сошедшем с ума ежедневнике. Потому что все-таки нельзя исключать, что он когда-нибудь попадет в чужие руки.

Разве это важно — его имя?

Все мы знаем его — с двухлетнего возраста.

Только потом почему-то забываем.

А я побывал у него в гостях. Побывал в том мире, который снится нам — тоже с двухлетнего возраста. И который мы тоже с возрастом забываем.

Я не знаю, что со мной будет дальше, но точно знаю одно: я никогда больше не буду вести скучные деловые переговоры, никогда больше не буду приходить на работу к 9.00 и никогда (никогда!) больше не буду носить рубашки с жесткими накрахмаленными воротничками.

Только что приходила Людмилка. Устроила истерику. Прости меня, волшебная девочка. Прости и прощай.