— Что? Девица? — Голос внутри Идола приобрел грозный характер.
— Да, девица!
— Невинная?
— Да, невиннейшая!
— Да как ты посмел, презренный, предложить мне после трех тысяч лет голода такие отбросы! — Голос Идола уже не шелестел, он гремел, в такт грозным словам тряслись черные свечи, огонь то разгорался, то угасал.
— Как — отбросы? Это же сама невинность?!
— Вот именно! Или ты, презренный, не ведаешь, что лучшая жертва — это мальчик, первенец? А женщин — женщин предлагают только самым заскорузлым божествам! Но ты, наглец, осмелился привести сюда поганую девственницу, не то что не рожавшую, но даже не очищенную мужским семенем от скверны прирожденной!
— Я, пожалуй, пойду. — Маняша заторопилась, вмиг выбравшись по лестнице из подвала, еще через секунду сверху послышался топот бегущих ног.
Но Рыжему Майку было не до того. Весь в холодном поту, старшеклассник крутил мозгами так и эдак, силясь понять, в чем ошибка. Ведь во всех фильмах и книгах в жертву всегда пытались принести прекрасных принцесс, девственниц… Их спасали благородные герои. Но это в книгах, в кино. Что сказал Идол? «Лучшая жертва — это мальчик, первенец»? Точно… И в «Повести временных лет» от варяга требовали мужского младенца… И в том фильме про древних греков — для хорошего урожая рубали парубка на мелкие кусочки, а потом колосья мазали! Как же его обманули эти проклятые романтики с ихними прынцессами и невинными мурлин мурломами…
— Великое кощунство! — зарокотало из сверкавшей, как ящик на дискотеке, пасти Идола. — Меня, Древнего Свирепого Бога, оскорбили, унизили, предложили презренную деву девственную… О, как я зол!
— Но может быть, я смогу как-то исправить дело? — робко предположил Майк.
— Ты?! Ты… — В рокочущем голосе Идола появилась некоторая задумчивость. — У тебя много братьев?
— Нет, я единственный в семье! — торопливо и с готовностью ответил Майк, стараясь выслужиться перед свирепым божеством.
— Прекрасно, стало быть — единственный, следовательно — первенец… Годен!
Последнее восклицание живо напомнило Рыжему Майку военкомат. По спине побежали мурашки, паренек поежился.
— К чему годен? — с трудом выговорили его непослушные губы.
— Мне в жертву!
— Но я, но я…
— Знаю, ты — переросток, но так и быть, удовольствуюсь твоей кровью и плотью!
— Но… Но… — Майк судорожно искал спасения. — Если ты сейчас заберешь меня, кто будет приносить тебе жертвы потом?