– Какой еще Кочетов? Еще какого преступника ты желаешь мне навязать, захватчик земли Фоминских?!

Ворчливое одобрение от края стола, где все еще были хмурыми князья, лишенные солидного куша и наследства, придало ему сил – и кое-кто, определившись со стороной, теперь недовольно сверлил взглядом его противников.

– Виновник обрушения плотины на землях Борецких. В турнире, устроенном князем Долгоруким, если ты запамятовал. Вот уважаемые отцы и деды десятка убитых наследников – те помнят, верно? И я своего сына помню, никогда не забуду. – тяжело сглотнул Панкратов, в ярости глядя на него.

Зал притих, восстанавливая в памяти события пятилетней давности.

– Не твои ли люди обманом остановили машины «Ока государева», поубивали там всех и бланки выкрали? А потом мне, мне!!! Безутешному отцу их привезли, виновника мною пойманного забрав и именем государя поклявшись его казнить со всей жестокостью?!

– Ты желаешь сказать, что я лично этим занимался?! – Изобразил оскорбление до глубины души князь Черниговский. – Убийствами, подлогами и похищениями?! Что с тобой, князь? Не напекло ли голову тебе, такие обвинения высказывать?!

– А ты поклянись, что не делал. – Не моргая смотрел на него Панкратов. – Что ты непричастен. Что новой личности Кочетову не давал. Что тюрьма не твоя. Силой клянись, человек.

– Родословной не вышел, у меня что-то требовать. – Насмешливо глянул на него Черниговский. – Вон, подай Давыдову сапоги, тот устал босым сидеть.

– А я, думается, еще минут пять всякого послушаю, и с тебя сниму, – радушно улыбнулся ему гусар. – Вы продолжайте, очень интересно!

– Нечего тут продолжать! – Рявкнул Черниговский. – В первый ли раз шайка воров и жуликов решила власть облыжными обвинениями сковать?! Князь Гагарин, я твое расследование лично вел, честнейший человек, которого слуги в заблуждение ввели! Скажи, приятно ли тебе будет, ежели тебя обвинят в государственных преступлениях?!

– Не скажу. – Равнодушно пожал тот плечом. – Не о том мои мысли. Внука своего вспоминал, царствие ему. Пять лет прошло, а как вчера… Скажи лучше, нужна ли мне новая трость? – Крутнул он желтоватое отшлифованное изделие в своих руках.

– Зависит от того, уважаемый, есть ли в той тюрьме, возле которой наследник Шуйских стоял, останки твоих предков, – слегка поклонился Черниговский, скрывая легкую нервозность.

Бывшего владельца человечьей берцовой кости, из которой сделана трость Гагарина, он знал лично – его именем шли потоки Товара по реке, и его смертью обрывалась цепочка расследования, ведущая далее наверх. И намек ему был более, чем понятен.

– Ежели о бастардах речь, то Шуйские многих бастардов привечали. – продолжил Черниговский. – Вон, Самойлов, что у князя Юсупова внук, пусть и бастард – у них воспитывался!

– Не бастард. Но воспитывался, – кивнул Юсупов, не проявляя особых переживаний по этому поводу.

Хотя изумление слушателей вновь заставило Черниговского следующие слова буквально кричать.

– Быть может, оттого все так складно выходит, что это твоя тюрьма, Шуйский, и отреченный мною бастард на тебя работал? А?! С чего же твой наследник там был, подле Самойлова, скажи нам?!

– Дружат они.

И от такого беззубого, словно нехотя ответа – многие всерьез обеспокоились, даже из числа верных союзников Юсупова.

– На днях говорил я великому князю Роману Глебовичу, что молодость нынешняя бывает жестокой и преступной. Даже на такое способна, что собственную жену чужими руками похитить и в тюрьму тайну спрятать! Самостоятельно! Лишь бы доход от того был, – облизал Черниговский губы. – И великий князь мне не возразил. Я не ручусь за то, что Самойлов мог бы своими руками убить жену, лишь бы очернить меня. Потому что кровью моей, пусть и отреченного из рода, они то место уже окропили! Как жертвенного быка положив на алтарь собственных замыслов! А вам лишь бы мое имя с той тюрьмой связать, словно ведом и вам этот замысел!