Вместо ответа Терри сделала громче звук и кивком головы указала на экран.

— Сам послушай.

Отхлебнув из чашки, я последовал ее совету. На экране как раз показалась молодая журналистка с темными вьющимися волосами. Продолжая пить быстрыми глотками, я начал вслушиваться, о чем она говорит в микрофон.

— Как стало известно сегодня утром, за последние четверо суток пропало более десяти человек. Случаи исчезновения произошли в окружном центре, а также в двух близлежащих поселках. Полиция пока заявляет об одиннадцати инцидентах, но наш источник подтверждает, что пару часов назад к ним обратилась женщина, у которой тоже пропал муж. То есть, можно с уверенностью говорить, что количество пропавших продолжает расти, однако власти не спешат делать заявлений. Каких-либо объяснений о сложившейся ситуации от них к этому часу так и не поступило. Четыре дня они скрывали от всех эту информацию и пока никто не может объяснить для чего…

Сзади нее камера фиксировала толпу журналистов и зевак у здания полиции округа. Людей там собралось уже довольно много. На лицах всех присутствующих читалось недовольство происходящими событиями и загадочное молчание властей его лишь подогревало.

Картинка чуть сместилась, взяв лицо журналистки крупным планом, после чего она продолжила быстро говорить:

— К другим новостям. Ранее уже появлялась информация, что на территории военной базы, находящейся по-соседству с исследовательской лабораторией NLVID-4, происходит нечто чрезвычайное. К ней уже несколько недель стягиваются подразделения вооруженных сил, а вчера вечером местные жители стали свидетелями небывало масштабной операции по переброске войск. Нам удалось получить кадры, сделанные одним из них на мобильный телефон.

Журналистка пропала с экрана, а вместо нее появилась съемка плохого качества. На ней тем не менее разборчиво виднелась внушительная вереница военных автомобилей до отказа забитых людьми в форме. Слегка хриплый, будто немного простуженный, но в то же время приятный и мелодичный голос за кадром продолжал:

— На съемке хорошо видно, что в сторону военной базы направляются вертолеты и целые колонны боевой техники. Сегодня утром наш специальный корреспондент в очередной раз попытался туда проехать, но его остановили сотрудники особого отдела полиции. Молчание официальных лиц вызывает немалое беспокойство и все мы надеемся, что вскоре с комментариями по обеим ситуациям выступит хоть кто-то из представителей военного ведомства или полиции. На этом пока все. С вами была Марта Дилл. Следите за дальнейшими новостями.

Выпуск новостей переключился на студию. Ведущий в темно-сером деловом костюме рассказывал что-то еще, но забрав пульт из рук Терри, я выключил телевизор.

— Одевайся, детка. Нужно ехать в участок.

— Опять? — смешно наморщив нос, протянула она. — Зачем в этот раз?

— Билл звонил. Сказал, едет какой-то инспектор из округа. Нужно будет дать ему показания. — Я уже допил кофе и натягивал на себя футболку. — Поторопись, хорошо? Я подожду на улице.

Терри промолчала, но когда я почти подошел ко входной двери, вдруг окликнула:

— Папа?

Интонация, с какой она произнесла это слово, заставила меня резко остановиться. В ней звучала затаенная тревога и настороженность. Не поворачиваясь, я ждал ее дальнейших слов, но еще до того, как она задала вопрос, уже знал, о чем он будет.

— Тебя же не арестуют за то, что ты их убил?

Я не привык лгать дочери. Когда-то давно мы условились, что будем говорить друг другу правду, какой бы неприглядной она не была, но, видимо, теперь я угодил в собственную ловушку. Предстояло сделать нелегкий выбор — либо сказать ей как есть, что еще больше растревожит ее и без того нервное состояние, либо солгать, но хотя бы ненадолго оградить от неприятных размышлений.

— Не думаю, Терри, — решился я. — Если бы меня собирались арестовать, то не отпустили бы домой.

Вернувшись, я крепко прижал ее к себе и потрепал по взъерошенным белокурым волосам. Ответив на этот жест слабой, больше похожей на вымученную гримасу улыбкой, она задрала голову и, словно ища подтверждения сказанным словам, заглянула мне в лицо. Приняв решение, что ни к чему раньше времени заставлять ее нервничать, я как мог сохранял невозмутимый вид.