Она мне даже понравилась. Олеся. Едва ли старше меня. Разодетая в пух и прах, ухоженная блондинка с кричащими от одиночества глазами. Жена хозяина дома Евгения Ивановича. Как оказалось — отца Ильи и Кирилла. Высокого, сдержанного и хмурого мужчины лет сорока.

Он не смотрел в мою сторону. Совсем. Даже когда разговаривал. Странный мужчина. Не замечающий вокруг никого и ничего, кроме своего мобильного, вечно прижатого к уху. А, да, и еще пыли на туфлях из крокодиловой кожи.

Я много наблюдала за этой парой из окна комнаты, куда меня временно поселили. Красивый сад, красивые люди, красивая семья, но все будто неживое. Картинка, нарисованная специально для избирательной кампании. Заманчивая обертка, ширма, под которой прятались несчастные люди, каждый из которых искал что-то в этом браке, но так, видимо, и не нашел.

Олесе явно не хватало общения. Она пожертвовала своей молодостью ради богатства, которое стало для нее золотой клеткой, душной и неуютной. Вряд ли ее красота была хоть сколько-то интересна мужу, вечно занятому своим продвижением по вертикали власти. Я могла и ошибаться, но он ни разу даже руки ей не подал, чтобы помочь выйти из машины. Был холоден, отстранен и общался с ней, как с подчиненной. Изредка, правда, называл Олесечкой, но даже тогда его взгляд оставался равнодушен к будущей матери своего ребенка.

— На самом деле, он не такой, — виновато произнесла Олеся, поставив чай с мятой на столик. Удобнее расположилась на кресле и принялась гладить живот. — Просто очень переживает за сыновей.

Прильнув к окну, я наблюдала, как к дому подъехала машина Евгения Ивановича. Он не спешил покидать салон. Видимо, разговаривал по телефону.

— Да все нормально. — Я повернулась к Олесе.

— Женя… он очень сдержанный. — Она неуклюже наклонилась вперед и подвинула ко мне вазочку с орешками. — Совсем как Илья.

Эти слова заставили меня улыбнуться, но щемящая душу тоска тут же стерла усмешку с моего лица. Где же он? Куда пропал? Живой ли?

— Не переживай, — девушка отпила из фарфоровой чашки осторожно, чтобы не смазать ярко-розовую помаду, — все будет хорошо.

Кротко кивнув, я села в свободное кресло, взяла чашку.

— Твой муж… он… сильно сердится? — Поинтересовалась, изучая ее крохотное скуластое личико.

— Ну… — Олеся улыбнулась. — Больше на себя, наверное. — Она подцепила длинными розовыми ноготками орешек и положила в рот. — Что не был хорошим отцом.

— Мм… — Протянула я, делая вид, что понимаю.

— Да не бери ты в голову! Он просто растерян. Его старший сын наворотил такого, что ему неплохо было бы надавать по щам, а младший под пули подставляется, чтобы все это разгрести… ой, прости! — Она отставила чашку, сообразив, что выболтала лишнего.

— Где он? — Дрожащей рукой я поставила чашку на стол. — Ты знаешь?