Ее все больше бесила эта печатка, цепь, а главное, эти величиной с ноготь золотые зубы! Какая наглость в такое тяжелое для всей страны время иметь полный рот таких зубов!

— Нэ проиграшь! — мгновенно развеселилось «лицо». — Это — бэзпроиграшная лотерея! Два в одной! Слыхала? Праигрывашь ты — выигрыват гасударство! Ты — патрыотка или не патрыотка, в конце концов?!

— Я? — почему-то снова испугалась Надежда Викторовна и глубоко задумалась.

Вопрос был из того совсем недалекого, но уже немного позабытого прошлого, когда он заставлял вибрировать душу каждого советского человека, выворачивал ее наизнанку, а затем выплевывал, как погасший окурок…

— Я — патриот! Конечно, патриот! А кто же!

И совсем уж потеряв самообладание, истерично крикнула?

— А вы?

Толстый лотерейщик пропустил мимо ушей последний вопль Надежды Викторовны и обрадовано затряс головой.

— Маладэц! Настоящий русски женщина! Джыгит! А если патрыот, купи савсэм малюсенький лотерейный билетик! Страна, панимашь, гибнет! Савсэм загибается! Памаги стране! Слушай, ты за мужем, нэт? Тогда бери и за мужа! А то абидится, понимашь! Ты, мол, патрыот, а он че? Ишак, да?!

— С чего это вы взяли! Конечно, не замужем! На одну-то зарплату!

Продавец, не слушая ее, взял со столика толстую пачку лотерейных билетов и протянул Коробейниковой.

— На, тяни! И за мужа тоже! Ничаво! Мэнше пить будет! Верно? И за дытей! Дэти тоже люди! Да?!

— Нет, нет! Я не играю в азартные игры с гасударством! — замахала руками Надежда Викторовна, повторяя известную каждому советскому человеку поговорку.

— Зачэм с государством! — горячо зашептал толстяк, тыча ей в лицо пачку билетов. — Кто тэбе такое сказал? Твоя папа, мама, может муж соседки? Вай-вай! Со мной сыграй, дарагая! Я эти билеты у гасударства все купил! Они мои! Со мной можна, да?!

Совсем затурканая Надежда Викторовна вытянула из пачки два новеньких, свернутых вчетверо и пробитых скрепкой хрустящих билетика. Не разворачивая, сунула их в сумочку.

Получив от неё десятку, продавец также привычно засунул ее в карман брюк, недоуменно окинул взглядом терпеливо ждущую сдачу русскую бабу и вежливо спросил:

— Че-то не так, красавица? Иль панравился табе? тада пашли в ресторан, да? Я угощаю! Цыпленки там табака хочешь или уральский пельмень? Тебе с лосятиной или с медвежатиной? Че хочешь гавари, не стисняйсь! Ты ж уже свой гражданский долг выполнила, да? А может павтарить жалаешь? Пажжалуйста!

Коробейникова уже повернулась к нему спиной, когда он своей медвежьей лапой ухватил ее за подол юбки.

— Ишак! Забыл спрасить, как тебя, дэушка, завут!

— Надежда! — машинально отмахнулась Надежда Викторовна и тут же встревожилась. — А вам зачем?