Глава 14. Карьерная работа

Утром я уже собрался и даже успел позавтракать жареной картошкой с салом. С улицы послышался гудок машины.

– Это за тобой машина, – прокомментировала Евдокия Матвеевна, моя квартирная хозяйка. Так я стал обращаться к ней. Хотя она предлагала мне называть её «тётя Дуся». В небольшом автобусе, куда я протиснулся, было полно народа. Это как раз и была моя смена. Всего же карьер работал в две смены с двумя выходными днями – в субботу и воскресенье. Антонина работала во вторую смену. Потом мы менялись с ней, и так каждую неделю. Лето заканчивалось, но дождей пока не было, так что и грязи, свойственной этому времени года, тоже не было.

Рабочие уже знали обо мне как о новом их горном мастере и только лишь для того, чтобы поддержать разговор просто так, от нечего делать, спрашивали кое-что. Доехали быстро. В небольшом зале бытовки стояли три стола. Один большой – общий – и два поменьше – для мастеров. Мне указали на один из них. Это стол нашего мастера. На стене над столом была прикреплена табличка: «Мастер такой-то». На неё сразу же указали, посоветовали сменить на «свою», что я незамедлительно исполнил. Этим я как бы представился им, своим сотрудникам, как я их и назвал, что им немного польстило.

Обращаться ко мне они стали так, как у них принято, – на «ты», – правда, сделали снисхождение: не стали обращаться по имени, а только по отчеству. Поскольку оно у меня было очень ходовое, легко произносимое, то и выглядело это достаточно корректно. Так что после непритязательного знакомства все разошлись по своим местам. Машинисты включили свои агрегаты, учётчики стали учитывать готовую продукцию и отпускать её потребителям, кладовщики – принимать её на свои склады. Я порылся в ящиках стола, ознакомился с их содержимым, с журналами, с прочей документацией, совершенно несложной и понятной.

На площадку перед бытовкой стали подъезжать машины различных автохозяйств или автобаз. В основном это были самосвалы. Часть этих самосвалов вывозила из карьера от экскаватора на переработку, сортировку природную смесь, состоящую из песка, гравия, разноразмерных валунов, остальные же отвозили уже готовую продукцию на склад, а то и прямо в свои строительные организации. Нужда в продукции карьера была весьма великой в народном хозяйстве, в градостроительстве, в дорожном строительстве – в общем, много где.

Уголь, в добыче которого я принимал участие до сих пор, назывался «хлеб промышленности». Как обозначить на плакате продукцию карьеров, пока, видимо, никто не задумывался – во всяком случае, я с этим не был знаком, так что появилась некая возможность для творчества.

Я перебрал несколько вариантов, в том числе «сало», «мясо промышленности», но всё это звучало как-то неубедительно. Да и водители самосвалов постоянно меня отвлекали, то знакомясь со мной, то протягивая путёвки для их отметки. С путевым листом мне протягивали талоны, выполненные на коричневой обёрточной бумаге, где было напечатано: «песок», «гравий различных фракций», «щебень», и всё это в кубометрах. Я отрывал талоны от листов, которые мне протягивал шофёр, как раз на количество рейсов, а остальные возвращал водителю. Тот забирал свои талоны как-то недовольно.

Не вдруг я понял, в чём здесь дело. Точнее, я понял всё, когда писал отчёт о работе за месяц. Правда, я проработал не весь месяц, а только его последнюю декаду, но план с треском не выполнил. Зато уж Антонина выдала чуть ли не двойной месячный план. Все эти показатели вывешивались на стене, на доске показателей. Всегда привыкший ходить в передовиках, я был немало задет таким положением. Заметил, что рабочие моей смены тоже стали недоумевать: в чём дело?

Сконцентрировав всё своё внимание, я стал предельно внимательно наблюдать за поведением окружавших меня людей. Заметил косившиеся на меня подозрительные взгляды, перешёптывание. Как я узнал впоследствии, некоторые стали меня подозревать как засланного определёнными службами для вскрытия всевозможных злоупотреблений. Не один раз натыкался я на шофёров, которые ждали Антонину, хотя путёвку я им отметил. И на мой немой вопрос «в чём дело» они отмалчивались, даже отворачивались. Хорошо, что всё это продолжалось не так долго.

Как-то зашёл ко мне попрощаться бывший мастер, на место которого я поступил. В бытовке как раз никого не было. Мы с ним познакомились, разговорились. Прежде чем попрощаться, он мне пожаловался: ему здесь всё так опротивело и надоело, что он завербовался куда-то в Сибирь, уже получил подъёмные и на днях покидает опротивевший во всех отношениях посёлок. Я рассказал ему о себе – откуда я, как и что. Он как зачарованный выслушал меня, будто бы я ему рассказал ему о каком-то эльдорадо, где я был баловнем судьбы, которая за что-то от меня отвернулась, – и вот я в наказание здесь. Он мельком взглянул на доску показателей, потом на меня и спросил: «А это что такое?».

Я ответил, что затрудняюсь что-либо конкретно сказать, так как сам ничего не понимаю.

Он задал мне несколько наводящих вопросов, и понял:

– Тебе водила протягивает путёвку…

– Да, протягивает.

– Протягивает тебе талоны.

– Да, протягивает.

– Что ты с этими талонами делаешь?

– Беру сколько надо, а остальные отдаю обратно.