– Ну, фельдшер у нас известный говорун, особенно если ханшина выпьет. Ты стрелять-то с больной рукой сможешь?

– Конечно, смогу, дядя Петро. Она у меня уже не болит, только сила в ней еще не вернулась до конца.

– Тогда давай-ка верхами на место для стрельбы, и три выстрела по мишени. Конь-то выстрелов не боится? Патроны есть?

– Не, Чалый выстрелов не боится, приучен, и патроны есть – пять штук. А куда стрелять-то?

– Ты чего, забыл, Тимоха? Вон, видишь, мишень стоит. – Атаман указал на щит, сколоченный из жердей, размером где-то два на три метра. – Это как бы конная фигура, а попасть надо в белую полосу, желательно посередине. Это как бы грудь врага.

Я пригляделся и увидел на щите слабо видимую белую полоску сантиметров в сорок, которая шла посередине щита сверху и заканчивалась, не доходя метра до земли.

– Какое до мишени расстояние от нас? – вмешался в разговор Никифор.

Я чуть было не ляпнул, что метров двести будет, но потом, вспомнив, что метрическая система в России еще не принята, ответил:

– Шагов триста, триста двадцать.

– Попадешь отсюда? – Никифор ехидно улыбнулся.

Я про себя улыбнулся: «С двухсот метров в стену сарая, пусть и стоящую ко мне под углом сорок пять градусов? Да без проблем!»

Достав из притороченного к седлу Чалого чехла карабин и быстро зарядив его, я выстрелил почти навскидку.

– Давай-ка, Тимофей, еще два выстрела, – заинтересованно произнес атаман.

Я, быстро перезаряжая, выстрелил еще два раза.

– Давайте посмотрим! – это уже влез в разговор Ромка, притоптывая от нетерпения на месте.

– Позже посмотрим. Поезжай, Тимофей, на место для стрельбы с коня. Мы тоже туда сейчас подъедем. – Атаман и его сыновья направились к коновязи.

Я доехал до огневого рубежа и, дождавшись, когда подъедут Селеверстовы, спросил:

– Дядько Петро, сколько раз стрелять? А то у меня только два патрона осталось.

– Никифор, дай ему еще один патрон. А ты, Тимофей, стреляй три с коня.

– Дядя Петро, а с места или на ходу?