НАКАЗАНИЕ БОЖИЕ

В Макарьевке я учился в той школе, которую построил своими руками мой отец. Когда я заканчивал третий класс, мы с ребятами разговорились о Пасхе, о Боге. Учительница услышала — и ну «прорабатывать» нас на следующем уроке:

— Ребята, я слышала, вы разговор вели о Боге. Так вот — никакого Бога нет, никакой Пасхи нет! — и для крепчайшего удостоверения своих слов кулаком по столу стукнула изо всех сил — как могла. Все мы пригнули головы.

Прозвенел звонок на следующий урок — идет наша учительница. Но от двери до учительского стола она не дошла — ее начало сводить судорогой. Я никогда не видел, чтобы таким образом могло корежить человека: извивалась так, что суставы трещали, кричала что есть сил. Трое учителей унесли ее на руках, чтобы увезти в больницу.

Дома я рассказал мамочке о том, что случилось. Помолчала она, потом сказала тихо:

— Видишь, Господь наказал ее на ваших глазах за богохульство.

СНОВА В КОЛХОЗ?

Несмотря на всякие искушения, с Божией помощью постепенно налаживалась жизнь в Макарьевке. Свободно себя всем обеспечивали, все оборудовали для жизни.

На четвертый год органы начали говорить о колхозе — показалось им, видно, что мы слишком хорошо живем. Стали напирать на жителей: дескать, хватило вам трех лет на обустройство, вон — у вас уже и дома есть, и куры, и поросята, и даже коровки у некоторых.

У нас была одна лошадь с жеребенком. Как-то, когда отец был на работе, пришли трое мужчин, никого не спросясь, надели на нашу лошадь узду и уже хомут стали налаживать. Мать увидела, ахнула:

— Иван Васильич! Что это значит? Вы куда хотите лошадь увести?

— В колхоз, Романовна, в колхоз. — Как — в колхоз?

— Да вот решили в колхоз вашу лошадку взять.

Ну, она подумала сначала — временно, поработать. А они забирали ее насовсем.

— А вы-то сами в колхоз будете входить? — приступили к матери.

— Не знаю, — говорит она, — отец наш уже работает — в сельпо.

— Нет, это не то! — отвечают. — Все равно вам в колхоз надо!