Он прошел сквозь будуар, украшенный вощеными ситцами, антиквариатом и красивыми драпри, где единственным освещением сейчас был свет луны, проникавший через открытую балконную дверь, и, миновав пышные ламбрекены[31], вышел на балкон. Эта сторона виллы смотрела не на Центр, а на Китайское море, которое еле угадывалось вдали, тонкой серебристой полоской посверкивая между черных островов и потемневших холмов на берегу залива. Расположение комнаты выбрал его личный специалист по фэншуй: по его мнению, вода между островами символизирует деньги, а холмы вокруг залива обеспечивают воде, то есть деньгам, охрану и безопасность. В то же время открытый вход в залив дает воде свободу циркуляции, как и деньгам, которые обязаны все время циркулировать.
Вокруг царило полное спокойствие. На горизонте не было видно ни дома, ни хижины.
Подойдя к полукруглой балюстраде, Мин Цзяньфен подумал, что самая большая на свете роскошь в этом нелепом и шумном веке – полная тишина, особенно в таком городе, как Гонконг.
За спиной он услышал шаги и обернулся.
Об этой комнате мало кто знал, а еще меньше людей имели в нее доступ, и Исмаэль, его мажордом родом с Филиппин, относился именно к такой категории.
– Господин меня звал?
Мин вернулся в будуар, открыл крышку сигарного ящичка с клеймом Дэвида Линли[32] и достал гаванскую сигару.
– Как себя чувствует Амихан?
Мажордом почтительно поклонился.
– Благодарю, все лучше и лучше. Дня через два ее выпишут. Не знаю, как вас и благодарить, господин…
Мин великодушным жестом отмел все благодарности.
– Важно, что удалось спасти ребенка… Это прекрасная новость, Исмаэль. Прекрасная новость…
Когда юная беременная жена Исмаэля пожаловалась на кровотечение и боли в животе, Мин Цзяньфен использовал все свое влияние и свой статус спонсора, чтобы ее срочно поместили в Международный госпиталь Святой Матильды. Фасад госпиталя, украшенный колоннами и фронтоном, больше походил на фасад какого-нибудь музея. Внутри тоже все соответствовало всем требованиям: роскошь, эффективность и отменный медперсонал.
Мин ценил своего мажордома. Исмаэль был на десять лет моложе его, но выглядел на двадцать старше. Этот маленький сухонький человечек был некрасив до полного безобразия и выглядел так, что вот-вот упадет от истощения, однако в любое время дня и ночи демонстрировал полую преданность хозяину. Его юная супруга обладала ошеломительной красотой, и теперь она повергала Мина в непрестанные сладостные подсчеты. То, что прекрасная Амихан забеременела под его крышей, его и смущало, и радовало.
Исмаэль был единственным человеком в мире, которому Мин полностью доверял, единственным, кто не возбуждал в нем ни малейшей формы паранойи. У Исмаэля не было ни мобильника, ни планшета – Мин ему запретил, – и жизнь его состояла в постоянной готовности прийти по первому зову двадцать четыре часа в сутки. Взамен он сможет стать богачом на Филиппинах, если долго проживет и сможет воспользоваться своими деньгами. В противном случае ими воспользуется его юная супруга…
– Можешь приготовить мне постель, Исмаэль? Пора уже ложиться спать.
Мойра дрожала под обжигающими струями душа. Она понимала, что это нервное, что она физически и морально выдохлась за этот бесконечный день, когда ее одна за другой накрывали волны эмоций.
Он превзошел все, что она от него ждала, к чему готовилась. На нее обрушился настоящий водоворот сенсаций. Она снова увидела все лица. Лестер. Игнасио. Улыбающийся Юнь. Туве, норвежка с ледяным взглядом. Викрам, адепт Бога Данных. И Регина: цербер при входе в ад господина Мина, готовый сожрать всякого, кто опрометчиво рискнет проникнуть за запретную дверь.
Она не могла снова не подумать о тех предупреждениях, что получала. Что за ними крылось? Мойра знала, что «Мин инкорпорейтед» оказывает протекцию многим секретным индустриальным проектам, но пока не находила в этом абсолютно ничего из ряда вон выходящего.