— Кто ты, представься, — разнесся по музыкальной комнате высокий надменный голос.

Вскинув взгляд, я увидела стоящую в дверях златокосую леди. Она сама и ее платье, сшитое по всем канонам нашей страны, резко диссонировали с внешностью и одеждой остальных невест. Хм, так я тут не одна такая «не такая, как все».

— А ты? — вопросом на вопрос ответила я, не спеша, впрочем, подниматься на ноги.

Она может и не невеста вовсе — вон как из общего ряда выбивается.

— Прошу простить мне мою рассеянность, — она красиво повела рукой, как бы охватывая всю музыкальную гостиную, — я леди Лилиана Морей, младшая дочь герцога Морей.

Хах, отец ненавидел Мореев — их служащие мнили себя пупами земли и постоянно срывали поставки продовольствия.

Но встать все же придется, иначе именно я буду выглядеть как поганка с самомнением.

— Я — леди Вильгельмина Фоули-Штоттен, старшая дочь барона Фоули-Штоттен.

— Окраинного барона, — уточнила леди Морей, — полагаю, вы получили диплом заранее. Вижу, что ваш дар… Необыкновенен.

Она кивнула на Журжика, скользнула взглядом по Гамильтону и, не обратив и крохи своего внимания на Тину и Марона, снисходительно бросила:

— Приятное мимолетное знакомство, леди Фоули-Штоттен.

Она заняла свое место и музыкальная гостиная взорвалась едва слышимым шепотком. Обсуждали все — мое появление, Гамильтона и Журжика. И, конечно, мое платье.

— Так вот ты какая, будущая супруга Правителя, — глубокомысленно произнесла я. — Морей. Не лучший, но понятный выбор.

На этом мой интерес к происходящему угас. Но герцогская дочь не успокоилась и, стерпев очередные певческие потуги, она, повернувшись в нашу сторону, громко спросила:

— А вы музицируете, леди Фоули-Штоттен? Мы уже которую неделю коротаем время за нехитрыми развлечениями и я, признаюсь, порядком подустала.

Осознав, что Лилиана Морей присматривает себе придворных дам, я криво улыбнулась и слегка соврала:

— Я не самый умелый игрок на рояле, а уж голос… Предпочту слушать, а не людей пугать.

— Я тоже предпочитаю слушать, — неприятно улыбнулась Лилиана. — Но раз вы не хотите петь, так сыграйте же!

Это звучало как приказ. Я ненавижу приказы. С того момента, как мать притащила в дом этого ублюдка и приказала выказывать ему почтение.

Гамильтон заинтересованно выпрямился, а я, оправив юбку, грациозно поднялась и, вытащив на свет свою лучшую улыбку, с хрипотцей произнесла: