Лес не желает тебе зла. Он защитит тебя. А случись оказаться рядом медведю или кому-то еще, лес предупредит тебя. Об угрозе даст знать листва, сухие сучья под ногами, птицы и мелкие зверушки, стоит только хорошенько прислушаться, и лес расскажет тебе все.
Неужели здесь и впрямь водятся медведи?
Долгое время эти косматые зверюги чудились ей в глубине чащи за деревьями, стоило ей выйти из дома.
Но Патрик сказал, что, согласно статистике, шляться в одиночку по городским улицам в сто раз опаснее.
Или быть замужем за мужчиной, пошутила Софи.
После этого они занимались любовью. В лесу, под деревьями, на мягком упругом мхе. Ей хотелось думать, что именно тогда она забеременела Лукасом.
Вполне естественно, что сейчас, оказавшись на берегу, она огляделась чуть более внимательно, прежде чем снять с себя платье. После чего скользнула в воду. Все исчезло, осталось только ее тело, рассекавшее гладь реки, и глубина под ней. Какие-то черные птицы парили в вышине, галки или, может, вороны. Шум моторной лодки вдалеке, одинокий домик на другой стороне бухты.
Она сделала небольшой круг и вернулась обратно, туда, где под ногами ощущались песок и глина. Стоя почти у самого берега, нанесла на волосы шампунь, стараясь уловить ощущение чистоты и свободы. В обычных обстоятельствах она сделала бы круг по всей бухте. Но сейчас только окунулась разок у берега, прополоскала как следует волосы и скорее, чем ей того хотелось, насухо вытерлась полотенцем.
Лес показался ей темнее, когда она шла обратно. Хрустнула ветка, завозилась в листве птица. В окрестностях остался страх, присутствие зла. Свежие, поваленные с корнем деревья неожиданно возникали то здесь, то там, словно крики из недр земли. Она злилась на себя за то, что позволила себе поддаться страхам.
Софи не нравилось чувствовать себя слабой или испуганной. Поэтому она остановилась, как она обычно это делала, на своем любимом месте, чтобы сфотографировать закат. Там, где за скалами догорало небо и, убегая лентой на северо-запад, исчезала река. Один и тот же кусочек мира, вечер за вечером, в течение всего лета, и все же у нее ни разу не получилось два совершенно одинаковых снимка. Потому что пейзаж не стоял на месте, он постоянно менялся, вместе со светом, облаками и временем. В этом было что-то мимолетное и в то же время утешительное.
Место это находилось неподалеку от дома Свена Хагстрёма. Заградительную ленту уже убрали. Софи различила убогий домик внизу. Жестяная крыша, над которой до сих пор торчала устаревшая телевизионная антенна. Веранда у задней стороны и то, что она приняла за окно его спальни. Она представила себе этого старика, который жил там одинокой однообразной жизнью, за этими наполовину задернутыми занавесками. Этот абсолютный покой, присущий смерти. Один остался, другого больше нет на свете. Мысли о том, что могло произойти.
Если бы не, если бы не.
Если бы Патрик не действовал так быстро и правильно, если бы этому больному на всю голову сыну удалось спокойно скрыться…
Мысли о том, что все это случилось здесь, в непосредственной близости от них.
Солнце тонуло за лесом.
Мы больше не будем думать об этом, сказали они друг другу, ведь все закончилось.
И закончилось хорошо.
Одна занавеска колыхнулась или ей только показалось? Должно быть, в доме осталось незакрытым какое-нибудь окно. Софи подумала, что со стороны полиции это просто разгильдяйство, что они не проверили дом, прежде чем его покинуть. Занавеска, кажется, снова шевельнулась. Страх вцепился в нее мертвой хваткой, и она ничего не могла с ним поделать. Это дух его бродит, подумала Софи, хотя она ни за что не заговорила бы об этом со своим мужем. О необъяснимом. О том, что остается от нас после смерти.
Свет изнутри. Какая-то тень. Движение.
И следом что-то еще. Тьма, внезапно заполнившая собой весь оконный проем. Софи подняла телефон. Ей было трудно навести резкость, в неверном вечернем свете картинка получилась немного размытой, но позже, когда она спустилась вниз по камням и бегом преодолела последний оставшийся до дома отрезок пути, она снова и снова доставала телефон и смотрела на этот снимок. Она действительно увидела то, что думала, – в доме Хагстрёма кто-то был. Как ни странно, этот факт ее несколько успокоил. Софи ничего не придумала, это не было плодом ее растерянности или кратковременного помутнения разума. Ее муж согласился с ней, когда она показала ему фотографию, и они сошлись во мнении: до чего же это отвратительно, что полиция отпускает таких людей. Софи лежала в объятиях Патрика, он гладил ее по волосам и целовал, а она все больше холодела изнутри. Нет, это не она сошла с ума, а мир, в котором они живут.