— Что такое долг?

— Я здесь пряталась, — Констанция говорила медленно, точно подбирала слова на ощупь. Она стояла у плиты в солнечных лучах — золотоволосая, синеглазая, но неулыбчивая — и медленно говорила:

— Из-за меня дядя Джулиан живет прошлым, бесконечно проживает тот ужасный день. И ты у меня совсем одичала; когда ты причесывалась в последний раз?

Я не позволю себе сердиться, а на Констанцию — тем более! Но чтоб он сдох, этот Чарльз! Констанцию нужно защищать, как никогда прежде; если я разозлюсь или отвлекусь, она запросто погибнет. Я осторожно начала:

— На Луне…

— На Луне, — Констанция обидно засмеялась. — Я сама во всем виновата. Я не понимала, что нельзя пускать все на самотек и бесконечно прятаться. Я виновата перед тобой и перед дядей Джулианом.

— Так-то твой Чарльз ступеньку чинит?

— Дяде Джулиану место в больнице, с нянями и сиделками. А ты… — Она широко раскрыла глаза, точно увидела вдруг свою Маркису, и протянула ко мне руки. — Ох, Маркиска! — Она тихонько рассмеялась. — Я тоже хороша: вздумала тебя ругать.

Я подошла к ней и обняла:

— Я люблю тебя, Констанция.

— Ты хорошая девочка, Маркиса, — сказала она.

И тогда я пошла разговаривать с Чарльзом. Разговор — я знала — дастся мне нелегко, время вежливых разговоров почти упущено, но все же разок попробую. Даже сад утратил красоту: там, возле яблонь, маячил Чарльз, и яблони согнулись и искривились. Я спустилась с крыльца и медленно направилась к Чарльзу. Я пыталась пробудить милосердие в своей душе — ведь говорить надо по-хорошему; но стоило мне вспомнить, как это огромное белое лицо глазеет и ухмыляется, мне хотелось лишь одного: бить, дубасить, колотить — лишь бы лицо исчезло, мне хотелось увидеть в траве хладное тело и топтать, топтать его… Но милосердие в себе я все же пробудила и медленно подошла к Чарльзу.

— Брат Чарльз, — окликнула я. Он повернулся. И мне опять захотелось, чтобы он умер.

— Брат Чарльз…

— Что тебе?

— Я хочу попросить вас: уезжайте, пожалуйста.

— Ладно, — сказал он. — Считай, что попросила.

— Прошу, уезжайте. Вы уедете?

— Нет.

Больше мне сказать было нечего. Из его кармана свисала папина золотая цепочка от часов: нацепил, несмотря на помятое звено; и часы папины наверняка в кармане. Завтра он непременно наденет папин перстень с печаткой и, возможно, заставит Констанцию надеть мамино жемчужное ожерелье.