— Это не к чему, Виктор. — Пожимаю плечами, понимая, что ничего не измениться, если я откровенно во всем признаюсь Клео.

— Недосказанность губит отношения. Поверь, я знаю, о чем говорю. — Виктор продолжает настойчиво пробираться в мой разум, убеждая в своей правоте.

Замечаю, что в палату входит парень. Тот самый фотограф, который на протяжении всех этих чертовых двух лет, вился рядом с Клео. Он кладет сумку на кожаный диван, и подходит к больничной кровати. Именно в тот момент, когда доктор выводит Клео из состояния гипноза. Она начинает громко плакать, прикрывая лицо руками. Дергаюсь, желая подойти к Клео, чтобы обнять. Прижать к себе, клятвенно пообещав, что с этого момента все измениться. Все будет хорошо. Всего несколько шагов, но неожиданно малышка Альби вонзает мне нож в самое сердце. Кидается в объятия Киллиана, прижимаясь всем дрожащим телом. Совершенно не замечая моего присутствия. Будто я для нее пустое место. Фотограф прижимает Клео, нежно начиная целовать мокрые от слез щеки. Пальцы в кулак сжимаются. Зверею, разворачиваясь. Замахиваюсь, ударяя кулаком в ближайшую стенку. Но даже на этот звук Альби, не реагирует. Ей важен он. Не я.

— Мне пора идти. — Проговариваю тихо. Говоря эту фразу то ли Виктору, то ли самому себе.

Быстрыми шагами выхожу из палаты, целенаправленно направляясь на улицу. Чтобы поставить точку. Увидеть Сафира и вынести ему приговор. Я знал, где непременно найду его. Зал боевых искусств, где Сафир любил проводить свободное время, находясь в полном одиночестве. Выскакивая на улицу, забираю ключи от машины, говоря водителю, что поеду один. Забираюсь на водительское место, мгновенно заводя мотор. С места срываюсь, со всей силы давя на педаль газа. Всего десяток минут, и я посмотрю в его наглые глаза, которым я беспрекословно всегда доверял. Сложно справиться с собой, признав, что предают самые близкие люди. Водят за нос, оставаясь при этом примером для подражания. Еще недавно я и подумать не мог, что Сафир окажется предателем. Тем человеком, который целенаправленно и безжалостно растерзал мою жизнь. По оживленной улице. Зациклено продолжая вжимать педаль газа до упора. Не обращая внимания на спидометр, стрелка которого начала зашкаливать. Вспотевшие руки вцепились в руль. Эта встреча неизбежна. Я никогда не смогу простить Сафиру то, что он сделал с Клео. Плевать на меня. Теперь это не важно. От жары голова начинает кружиться. Сбавляю скорость, сворачивая на тихую улицу. Всего несколько кварталов, и доберусь до нужного места. Сердце начинает из груди вырываться. Кости ломит. Я справляюсь со всем, посмотрев демонам Сафира в глаза. Неизбежность. Жесткая расплата, которую он заслужил. С визгом торможу, съезжая на обочину. Глушу мотор, не в силах отцепить руки от руля. Дышу часто и обрывисто, пытаясь собраться с силами. Сафир не должен видеть моего сожаления и слабости. Моей привязанности, которая по-прежнему крепко удерживает сердце. Вынимая ключ из замка зажигания, выхожу из машины, сжимая его крепко в ладони. Осматриваюсь, понимая, что поблизости совершенно никого нет. Иду вперед, резко дергая массивные двери. Прохожу внутрь, слыша отчетливые удары по боксерской груше. Всего несколько шагов, и я замечаю Сафира, который скидывая перчатки с рук, усмехается. Словно твердо знал, что я должен появиться именно в этот момент. Глаза в глаза. Напряжение нарастает. Сафир ощущает, что я знаю всю правду. Всю. Кем он является на самом деле. Обо всем, что натворил за всю свою жизнь.

— Рифат. — Громко и грозно. Ужасаясь от собственного голоса. Сказать честно, я не знал с чего начать этот тяжелый разговор.

— А я уже успел забыть это имя. — Усмехается. Так громко, что эхо проносится по всему спортивному залу. — Последней, кто позволял себе называть меня так, была моя мать. Но я поклялся, что вырву ее язык, если она еще хоть раз его произнесет. — Спрыгивая с боксерского ринга, идет навстречу, не прерывая нашего зрительного контакта. — Но тебе мой друг, я разрешаю называть меня Рифат. — Останавливается, наклоняясь к большой сумке, лежащей на полу. Достает из нее длинный нож, и, подходя еще ближе, протягивает руку. — Помнишь, я учил тебя обращаться с этим ножом. Давай, Эмир, возьми его и убей меня. Ты же за этим пришел? — Победная улыбка. Даже в такой ситуации он старается удержать власть в своих руках.

— Легкая смерть слишком мягкое наказание. — Скулы судорогой сводит от ярости и ненависти. Наверно, если бы я так стойко не сдерживал себя в руках, поддался бы на провокации этого человека. — Я хочу, чтобы ты гнил в тюрьме, день за днем, терзая себя за все, что совершил. — Шаг ближе. Нас разделяет расстояние меньше метра.

— Как себя чувствует Клео? — С легкостью спрашивает, делая вид, что его действительно это беспокоит. Не верю не единому слову. Вскипаю, вырывая нож из его руки. До боли в костяшках сжимаю рукоятку, изо всех сил удерживая неуправляемый гнев.

— Не смей спрашивать о ней. Ради ее жизни, я готов отобрать твою. — Дергаюсь, становясь с Сафиром практически вплотную. Рука трясется. Сафир ядовито усмехается, зная, что я не смогу его убить. Пытается играть на чувствах. Манипулировать. Делает то, что всегда у него отлично получалось.

— Она чертовски похожа на мою жену. — Берет полотенце, вытирая выступивший пот на лице. — Подобные девушки созданы для того, чтобы открывать свет в душе мужчин, которых они полюбили. Но, увы, моя жена умерла. — С грустью в голосе. Сейчас я даже с точностью не могу сказать, любил ли он на самом деле эту женщину. — Аллах меня покарал, забрал к себе жену и не рождённую дочь. Не дал больше детей. Знаешь, мой мальчик, — он обращается ко мне так, как это делал всегда, — с самого начала пути я знал свой конец. Когда еще был Рифатом, я все знал, но надеялся, что судьба не допустит его. Все можно было исправить, когда была жива моя жена. Она ведь умерла не из-за болезни. — Он откровенно начинает рассказывать то, что я никогда от него не слышал. В конце жизни, каждый решается покаяться в своих грехах. Но я не верил ему. — Она узнала правду. Не смогла принять меня таким, какой я есть. Легко любить хорошего человека, а вот полюбить чудовище, не каждой женщине дано. Ты же сам знаешь это, правда? — Улыбка не сходит с его лица. Сафир медленно прохаживается по залу, растягивая время. Ему не удастся обвести меня вокруг пальца.

— Давай закончим бессмысленные разговоры. Ничего не хочу слушать. — В висках пульсировало. Разжимаю пальцы, бросая нож на пол. Сафир подходит снова ближе, прямо в глаза смотря.

— Разреши мне забрать Коран и фото моей жены. — Смиренно спрашивает, зная, что я без него никуда не уйду. согласно киваю, давая Сафиру несколько минут свободного времени. Зная, что он не станет скрываться. Он выходит из зала, не закрывая дверь. Всего несколько десятков секунд и я слышу сильный удар и грохот. Выбегаю в коридор, видя перед собой его лежащего на полу. Безжизненное тело. Бездыханное. Хватаю за руку, прикладывая палец в районе запястья. Пульса нет. Сафир мертв. Другой рукой накрываю его лицо, моментально глаза прикрывая. В памяти тут же всплывают его слова. «Я с самого начала знал свой конец». Замечаю рядом опустошенный пузырек. Старый, но все еще красивый. Я видел его однажды, когда был еще совсем ребенком. Сафир часто крутил его в руках, а затем прятал в боковой карман своего пиджака. Однажды я спросил, что в нем, на что Сафир ответил, что там хранится окончание его судьбы и начало новой жизни. Будучи ребенком, я не понимал значения его слов, сейчас все было ясно.

— Прощай. — Смотрю на Сафира, понимая, что даже смерть моего отца не принесла подобного потрясения. Возможно, он был прав. И конец одной жизни, лишь продолжение и возрождение чего-то нового. Он наказал себя за все, что совершил. Избавив мою совесть от мук. Так или иначе, каждый человек получает то, что заслужил.