А вот у них, почтенных кирьяльских старейшин, не всё так радужно. Потому что будущей весной я уйду в вик, оставив в крепости минимальный гарнизон. Минимальный, потому что и хирд у меня небольшой, так что иначе никак. Потому есть у меня серьезное опасение, что если к нам заявятся нехорошие гости, оставшиеся бойцы вряд сумеют удержать крепость.

Такие дела.

Моя речь собрание не порадовала. Шум поднялся изрядный. Перспектива снова оказаться под свеями народ не воодушевляла.

Покричав какое-то время и побрызгав друг на друга слюной, уважаемые люди сформулировали предложение, которое выглядело так: «А давай мы будем платить тебе дань, а ты наберешь дружину, и все будет ладно».

Нет, не ладно, возразил я. Потому что дань эта может выйти побольше, чем та, что вы платили свеям. И не потому, что я жадный, а потому, что свеям надо было всего лишь держать в подчинении вас, а мне понадобится еще и от их конунга отбиваться.

Ну насчет дани – это не совсем правда. Хотя бы потому, что свеи большую часть дани и таможенных сборов отсылали конунгу, а я, понятно, этого делать не буду. Но ради общей пользы можно кое о чем умолчать.

Народ приуныл. Некоторые даже закричали, что ни я, ни крепость им не нужны. Мол, леса густы и обширны. Пусть вороги их там ищут, если делать нечего.

Более здравомыслящие возразили: торговать всё равно надо. А в лесах с этим – проблема.

Кто-то вспомнил, как пару лет назад, как раз зимой, злые свеи прошлись гребнем по кирьяльским чащам, и очень многим селениям пришлось раскошелиться. Причем этот сбор дани был больше похож на грабеж. Вернее, на разбой, поскольку свеи не церемонились: брали, что видели, включая понравившихся девок, резали скотину, которой у местных и так немного, и всячески безобразничали. И никакой возможности припрятать ценное имущество не было, поскольку свеи брали заложников и грозили всех убить, если не получат требуемое. И скрыться от них было нельзя, потому что проводниками у них были те же местные, которые указывали дорогу к соседям не только под пытками (с этим у свеев тоже было запросто), а просто из желания наконец избавиться от безжалостных грабителей. Ну и недружественным соседям подгадить заодно, как же без этого.

Я подождал, пока народ поспорит и поорет всласть, переберет старые обиды, нанесет новые (драки пресекались моими дренгами, взятыми как раз на этот случай), и наконец, примерно часа через два, собравшиеся обратятся ко мне с правильным вопросом: скажи, господин, что же нам делать?

– Обедать! – заявил я. – А после обеда я скажу вам, как избежать беды!

Когда я вернулся на свой ярлский стул, народ уже покушал и ждал моего откровения.

– Двести молодцов! – провозгласил я. – Две сотни лучших охотников, молодых, дерзких, а главное – метких. Лучше из тех, кто уже побывал в бою. Вы пришлете их через седмицу, а я уж постараюсь, чтобы свеи больше вас не грабили!

Тут же поднялся ор. Большинство, забыв о нарисованных мной перспективах, выражали бурный протест. Забрать две сотни охотников, причем лучших, в самый сезон! Это невозможно! Это просто гибель!

Дав им повопить, я кивнул Стюрмиру, и тот рявкнул по-скандинавски:

– Чтоб вас тролли сожрали! А ну молчать!

Вряд ли большинство присутствующих поняло точный смысл сказанного, но акустический удар сделал свое дело. Галдеж прекратился.

Чтобы говорить дальше, мне пришлось прибегнуть к помощи Сохроя.

– Гибель, – сказал я, – это когда придут свеи и сдерут с вас шкуры, как с куниц.

О! Теперь наступила настоящая тишина. Все поняли, что это не художественный образ, поскольку знали, как обошлись свеи с пленниками этой осенью.